Когда Игнатьев слег, 20 ноября Сталин вызвал к себе Гоглидзе, Огольцова и Питовранова. На сей раз обрушился на них за то, что они отказались от применения против врагов за границей диверсий и террора:
— Прикрываясь гнилыми и вредными рассуждениями о якобы несовместимости с марксизмом-ленинизмом диверсий и террора против классовых врагов, вы скатились с позиции революционного марксизма-ленинизма на позиции буржуазного либерализма и пацифизма.
Сталин в тот же день назначил Гоглидзе первым заместителем министра и поручил ему руководить следствием по особо важным делам. Гоглидзе занимался арестами и допросами чекистов, вышедших из доверия, и врачами — убийцами. Он докладывал Сталину почти ежедневно.
На заседании президиума ЦК 1 декабря 1952 года вождь вновь завел речь о «неблагополучии» в ведомстве госбезопасности: «лень и разложение глубоко коснулись МГБ», у чекистов «притупилась бдительность». Требовал полностью перекроить аппарат.
«Обсуждение проекта реорганизации МГБ, — вспоминал Гоглидзе, — проходило в крайне острой, накаленной обстановке. На нас обрушились обвинения, носящие политический характер». Вождь не стеснялся в выражениях, обещал провести «всенародную чистку чекистов от вельмож, бездельников и перерожденцев».
Сталин выговаривал руководителям МГБ за то, что у них нет революционных следователей, что следователи — бонзы, паразиты, меньшевики, не проявляют никакого старания, довольствуются только признаниями арестованных…
Гоглидзе согласился с вождем, что чекистский аппарат работает из рук вон плохо:
«До сих пор ни агентурным, ни следственным путем не вскрыто, чья злодейская рука направляла террористическую деятельность арестованных врачей Егорова, Виноградова и других».
4 декабря Сталин подписал разгромное постановление ЦК «О положении в МГБ и о вредительстве в лечебном деле», где говорилось, что многие работники госбезопасности «поражены идиотской болезнью благодушия и беспечности, проявили политическую близорукость перед лицом вредительской и шпионско-диверсионной работы врагов».
Вождь почти ежедневно интересовался ходом следствия по делу врачей.
Гоглидзе:
«Разговаривал товарищ Сталин, как правило, с большим раздражением, бранил, угрожал, требовал арестованных бить: «Бить, бить, смертным боем бить».
Протоколы допросов сразу пересылались вождю. Он сказал Игнатьеву:
— Мы сами сумеем определить, что верно и что неверно, что важно и что неважно.
Следователи хотели отличиться. Арест следовал за арестом.
