— С другой стороны, если ты сыграешь в ящик, я буду свободен от клятвы и смогу подарить себя другому богу… — Вадим хитро скосил глаз на своего бога, отслеживая реакцию.
— Эй! — возмущенно вскинулся тот.
— Что? В своем стремлении довести Юкине до края ты рискуешь и своей жизнью, и его! Разве так поступает заботливый бог? Ты же нам и отец, и мать, и старший брат! И кроме тебя у нас больше нет никого! На моей родине любой бы уже разобрался с проблемой, а здесь всё тянете, ждете… Чего ты ждешь? Что он своим умом дойдет или сгинет? Естественный отбор в действии? Японцы!
Вадим зажмурился. Рядом с Ято самоконтроль трещал по швам. В глазах закипали злые слезы, и Вадим не мог их сдержать. Впрочем, и не хотел. Какой толк загонять негатив вглубь, если собеседник всё равно всё чувствует?
Ято со стоном схватился за грудь, роняя рожок. Вадим подхватил бога и уложил к себе на колени. После выплеска эмоций на душе стало спокойней.
— Прости, что тебе еще и от меня досталось, но ты не прав, — твердо сказал Вадим, поглаживая липкий от испарины лоб. — Хватит. Достаточно. Юкине пора ставить на место.
— Еще чуть-чуть. Сёмей, осталось еще немного. Потерпи, пожалуйста, — прошептал Ято.
— Чего мне ждать? Скажи хоть, к чему готовиться, чтобы не впадать в панику?
Ято сел и, не глядя на Вадима, тихо спросил:
— Что ты знаешь об омовении?
Омовение. Конечно, шинки Тендзина успели посвятить Вадима в тонкости. Омовение очищало душу, но и страдания причиняло такие, что шинки рисковал стать бесом, аякаши. В том случае, если оступившийся не находил в себе сил для покаяния или недостаточно раскаивался. Обычно для омовения требовалось как минимум три шинки, но святое орудие, обладая гибкой границей, мог провести суд вдвоем с шинки или, обладая достаточным опытом, в одиночку.
— Так вот, как ты планируешь выковать себе идеальный клинок, — задумчиво сказал Вадим. — Дать мальчишке наломать дров, накрутить себя, довести до истерики и в последний момент подставить надежное плечо и жилетку для слез. А после внушить необходимое, ведь его душа будет так открыта и доверчива. Хитро. Так… по-азиатски, — Вадим вздохнул и погладил Ято по плечу. — Я не осуждаю тебя. Меня не устраивает метод, но ты сам говорил, что методы для живых не годятся для мертвых.
— Ты умен, Сёмей. Очень умен, — Ято откинулся назад и уложил голову на колени Вадиму, заглядывая в глаза. — Многого пока не понимаешь, но делаешь почти верные выводы, стоит только дать подсказку.
