А более никто ничего не знал, но и не желал в этом никому признаваться. Но при этом весьма завидовали Ивану Федоровичу, которому в который раз выпал случай отличиться в глазах государя. Теперь уже не Александра Павловича, а его младшего брата.
Генерал-лейтенант Паскевич, командир первого пехотного корпуса, знал, что многие считают его счастливчиком, незаслуженно обласканным вздорной дамой Фортуной. Доброжелатели донесли ему, что и отец в ответ на восторженные крики соседей: «Ваш сын гений! Гений войны» сказал, расправляя усы, свисавшие к самому подбородку: «Шо гений, то не гений! А шо везе, то везе». Но Иван Федорович на отца своего зла не держал и обиды не помнил. Федор Григорьевич, малороссийский помещик, будучи всего лишь коллежским советником, сумел определить сына в Пажеский корпус, а там уже ловкий Ваня сам принялся карабкаться по известной лестнице так быстро, как только мог. А мог он так, что мало кто успевал не то что держаться рядом, а хотя бы проводить взглядом.
В двадцать семь лет полковник командовал егерским батальоном, сражаясь с турками при князе Багратионе. При сменившем Багратиона Каменском он уже генерал-майор и командует сводным отрядом из двух мушкетерских полков. Когда же грянула война с французами, генерал Паскевич принял пехотную дивизию во второй армии под началом опять же князя Багратиона. Дрался под Салтановкой, стоял насмерть в Смоленске и при деревушке Бородино. После, уже командиром корпуса, преследовал французские войска до Парижа. Командовал гвардейскими дивизиями, назначен был генерал-адъютантом, сделался кавалером почти всех орденов Российской империи.
Теперь, подходя к середине пятого десятка своей долгой нелегкой жизни, Иван Федорович был полон сил и желал доказать врагам и завистникам, что совсем недаром отмечен и судьбой, и начальством, и обоими императорами. Он знал, какое ожидает его назначение, и подготовился к разговору с государем, насколько это возможно было в нынешних обстоятельствах.
– Ну и вообразите, господа, его положение?..
Громкий голос выдернул Ивана Федоровича из азиатских просторов и вернул во дворец российского императора. Говорил флигель-адъютант, сидевший за столом у самой двери, молодцеватый, с открытым, хорошим лицом, которое только портили следы оспы, не слишком, впрочем, заметные. Паскевич порылся в памяти и вспомнил его фамилию – Елецкий, князь Елецкий. Начал службу поручиком, когда Иван Федорович командовал еще гвардейской дивизией. Но имени его вспомнить не мог и недовольно поджал губы. Иван Федорович не любил, когда его подводила память. Государь Николай Павлович известен был тем, что помнил имя, фамилию, чин любого человека, с которым его знакомили. Такой памяти можно было только завидовать, но следовало развивать собственную. Будущее предполагало сближение с людьми совершенно иного круга, чем привычный ему за последнее десятилетие службы. Но чье положение обсуждает этот мальчишка? Неужели его – генерал-лейтенанта Паскевича!
