Бранский говорил громче всех, почти кричал. Он не терпел, когда в его присутствии слушали кого-то другого. Он был уверен, что деньги его и род дают ему все основания быть первым если не во всех, то во многих компаниях. Уж во всяком случае такой, как эта — обер-офицеры гвардейского гренадерского...
— Так прямо из Аничкова еду я в один хорошо знакомый нам дом. И вообразите, господа, кого там встречаю...
Граф сделал эффектную паузу и, понизив всё-таки голос, выпалил весьма и весьма известное имя. Молодые люди искренне рассмеялись. Им было и забавно узнать, что такие старики пытаются ещё молодечествовать, и приятно слышать, что даже таким обласканным судьбой и государями людям ещё не чуждо ничто человеческое.
Сразу заговорили о женщинах. Третий месяц они оторваны были от города, и мало кто мог позволить себе отлучиться на несколько часов в Санкт-Петербург, расслабиться и разрядить известное напряжение. Мадемуазель Жорж, мадемуазель Анжелика, да просто Вари и Агриппины... Как закатимся все туда, да как будут нам рады эти, да как же...
— Господа! — крикнул звучно Кокорин. — Да зачем же попусту такой болтовнёй, pardon, заниматься?! Что же себя травить?! Ты лучше, Бранский, вот что — пошли-ка, душа, за картами! Переведаемся мы, пожалуй, с судьбой — она тоже, я думаю, женщина!.. А пока Мишка там то да се, давайте ещё раз за хозяина нынешнего веселья...
Ещё раз разлили по кругу и весело, громко проорали троекратно «ура!». Караульного обхода, рунда, не опасались. Батальонный командир знал о сегодняшней сходке и разрешил её, разумно полагая, что пусть уж лучше пьют под его наблюдением, чем неведомо где и как...
Мишка ловко обустроил место для будущей игры. Поставил походный столик, даже не столик, а доску на низеньких ножках, чтобы и с койки удобно было управляться с картами, и с ковра. Бранский на правах хозяина взялся держать банк, четверо-пятеро самых азартных сели понтировать. Прокинули первую, и кому-то не повезло.
Кокорин взъерошил волосы:
— Загну, пожалуй. Риск — он на любую стену нас проведёт. Только и ты, Бранский, уж дай карточку...
— Держи, — коротко кинул граф и метнул направо ту самую, что была загадана несчастливым товарищем.
Тот только крякнул...
Мадатов подошёл одним из последних и сел около входа. Ему и не хотелось идти, и он не решался пренебречь приглашением. Он знал, что его и так считают плохим товарищем, службистом, фрунтовиком-гатчинцем. Он не любил бывать на офицерских попойках, хотя пить мог получше многих. Он только раз, в первый же месяц офицерского звания, прокатился со всеми в «весёлый» дом, и увиденное там не понравилось. Сговорчивую, опрятную девушку можно было подыскать в городе; обходилось такое приключение дешевле и казалось намного чище. Карт же Валериан сторонился совершенно, потому что никак не мог рисковать даже частью своего небольшого жалованья. Служба в гвардии требовала расходов, поручик же получал три сотни рублей в год.
