Из своих «чернецов» — чёрными гусарами называли александрийцев по цвету формы — Ланской выбрал Валериана Мадатова, командира первого эскадрона. Ротмистр недавно перешёл в полк, но до этого больше года воевал капитаном егерской роты и показал себя офицером храбрым и умным.
Мадатов выслушал приказ и отправился исполнять, взяв с собой взвод под командой унтер-офицера и ещё вахмистра эскадрона. Фома Чернявский в любом деле один стоил десятка гусар, а иногда, может, и двух.
Карабины ротмистр велел оставить на месте. Стрелять скорей всего не придётся, а тяжесть и помеха будет изрядная. На всякий же случай хватит и двух пистолетов в седельных кобурах — ольстрах. Да и те, указал командир, зарядить, но палить только по ясно расслышанной и чётко понятой команде, иначе...
Что ожидает ослушников, наглядно без слов объяснил здоровенный вахмистр.
До леса они добрались довольно скоро, а дальше двинулись осторожно, не торопясь, прислушиваясь и оглядываясь. Унтер Олейников, уже пожилой, лет сорока с лишком, но ещё бравый гусар, повёл своих людей узкой лесной дорогой, а Фома и Мадатов, взяв по паре лучших наездников, поехали каждый своей стороной, забираясь поглубже.
Лес был негустой, невысокий, светлый и на удивление тихий. Даже птицы боялись перекликаться, прислушиваясь к пушечным выстрелам, долетавшим за две версты, от той самой горы, на которую пытались забраться дивизии первого корпуса. То и дело к тяжёлому буханью артиллерии подмешивались ружейные залпы.
Мадатов спокойно отводил упругие ветки деревьев, отцеплял от вальтрапа колючие стебли кустарника, морщился, услышав, как трещит под копытами сухая древесина валежника.
Ехавший слева гусар вдруг поднял руку и натянул поводья. Валериан тоже остановил своего коня Проба, прислушался. Ветер, прокатившийся меж стволами, донёс звучание странной речи. Мадатову даже показалось, что он разбирает слова. Доподлинно он был уверен в одном — говорили не русские.
Подождали, но голоса смолкли, или же просто причудились. Мадатов вытащил саблю, опустил поперёк седла и послал коня сделать ещё пару шагов. И в эту секунду на него бросились сразу двое.
Первый прыгнул сверху, и его Валериан встретил остриём сабли. Второй проскользнул под брюхо мерину, и Мадатов почувствовал, как страшно вздрогнул Проб, услышал его тоскливое ржание. Но он и сам уже падал с седла, не выдержав тяжести нападающего. Наточенное лезвие прошило турка насквозь, но, и умирая, он пытался схватить русского офицера за горло, добраться до врага ногтями или зубами.
