Какое уж тут раскаяние?
* * *
— Рита, о чем тебя спрашивают чаще всего?
— Один из самых частых вопросов: «А что, убежать было действительно невозможно?» Да, это было нереально. Грачев вывез меня в безлюдное место вдали от города, ключи от машины были у него в кармане. Если бы я побежала, он бы меня догнал или просто поехал бы за мной на машине. Выпрыгнуть из нее на ходу я не могла, двери были заблокированы. У меня были связаны руки. Я кричала, но в лесу меня никто не слышал. Когда попробовала отползти от пня, он стал рубить топором ноги. Мне казалось, что он может ударить и по шее. Я не знаю, как я могла бы убежать?
— Чего тебе больше всего не хватает в твоей новой жизни, по каким моментам ты особенно скучаешь?
— По рукам и по работе. Я не умею писать, больше не могу делать с детьми поделки, мне это очень нравилось, наши поделки всегда были одними из лучших в садике. В первые месяцы хотелось читать самой, но мне нечем было перевернуть страницы… Мне не хватает моего прежнего ритма жизни, раздражает, что сейчас у меня слишком много свободного времени.
— Тебя удивила поддержка прессы?
— Я не знаю, что больше тронуло журналистов, жестокость преступления, его бессмысленность, желание помочь нам или мое поведение? В любом случае спасибо тем, кто старался выдавать объективную информацию и поддерживал нас. Широкая огласка помогла, в том числе и при вынесении приговора. И мне хотелось бы сказать, что никого из прессы мы не зазывали и не подкупали, а то и такие версии тоже приходилось слышать от людей. Я принимала далеко не все предложения об интервью и съемках, ведь у меня дети, к тому же одеться и привести себя в порядок без рук — дело не быстрое, иногда просто не было сил и желания вновь говорить на эту тему.
— Что в этой истории самое страшное?
— То, что ничего нельзя изменить. Мама говорит, что в первый день, сразу после ампутации кистей рук, я все повторяла, что мне страшно, имея в виду Грачева, но я этого не помню… Левая кисть и то, что осталось от правой, почти всегда болят. Это не острая, скорее ноющая боль. Но она всегда со мной. Я стараюсь не думать об этой боли…
— Тебе страшно вспоминать 11 декабря?
— Меня много раз об этом дне спрашивали следователи, адвокаты, помощник прокурора, журналисты, знакомые. Мне кажется, что я уже научилась воспринимать случившееся, как будто это было не со мной. Может быть, это защитная реакция. Но я не знаю, как все вытерпела, это было страшно, да. И я переживаю за будущее, это тоже правда.
