— Спасибо... спасибо за все... простите меня, пожалуйста... простите, что отвернулась от вас... я не заслуживаю этого...
— Вера, ты прекращай реветь, тебе вредно много нервничать, — серьезно говорит Костя. — Мы твоя семья, мы никогда от тебя не отвернемся. В произошедшем есть и наша вина — нужно было раньше тебе помогать, а не пускать все на самотек.
Обвожу зареванными глазами окружающих меня людей — сколько в их глазах тепла, доброты, не передать. Эти чувства тянутся от них ко мне теплыми лучами. Они отогревают меня, успокаивают. Как же прекрасно, что у меня такая замечательная семья!
На следующий день Кирилл, Вэл и я едем на машине брата за вещами детей. Вчера, после разговора на кухне, братья почти час о чем-то беседовали с Вэлом на балконе. Я не знаю сути их разговора, хотя понимаю, что он касается меня и моей семьи, но вернулись мужчины с балкона веселые и довольные — значит, и братьям Вэл понравился. Это не просто меня радовало, это поднимало меня духовно.
Аня немного посидела еще со мной и мамой, а потом, когда я пошла ее проводить, спросила у дверей:
— Он надежный, от него тепло идет. А в его глазах...
— Что? — нетерпеливо спросила я.
— В них ты, Вер, он с тебя весь вечер глаз не сводил. Стоило тебе нахмуриться, и он серьезным становился сразу. А когда ты заплакала, он весь посерел — переживает он очень за тебя, волнуется, любит.
— Спасибо.
Сестра поцеловала меня и ушла. А я к детям пошла, нужно рассказать им обо всем. Младший уже спал, прижав к себе небольшого серого зайца — с этим зайцем когда-то спала я. Старшие играли в приставку, но было видно, что делают они это без особого энтузиазма.
— Мальчики, — шепотом начала я, — мне нужно с вами серьезно поговорить. Завтра вы переедете жить к дяде Косте.
— К спасателю? — на мой удивленный взгляд Вовка объяснил. — Бабушка про них с дядей Кириллом рассказывала.
— Ясно, да к нему. У него дети уже большие, места много, поживете у него.
— А почему мы не может остаться здесь? — задал вопрос Петя, но на меня не посмотрел.
— Дедушку выпишут из больницы скоро, но ему нужен покой, да и бабушка с вами тремя не управится.
— Получается ты нас бросаешь какому-то дядьке, а сама уезжаешь? — только после этих слов Петя, наконец, посмотрел на меня.
В глазах старшего сына боль, обида, тоска. Брошенные Викой слова зародили в его душе сомнение. Мне тяжело видеть своего ребенка в таком состоянии. Наплевав на все, я обнимаю крепко Петю, прижимаю к себе и дрожащим от слез голосом говорю:
