На восьмом часу этого кошмара в операционную вызвали еще одного хирурга, вот тут я и понял, что теряю ее... просто сердце в какой-то момент стало пропускать удары — ритм сбился... Сначала я метался по комнате ожидания, не обращая внимания на отца и мать, которая тоже приехала к нам... потом бил от безысходности кулаками по стене. Санитарка долго ругалась после, отмывая стены от моей крови... а затем... затем я упал на колени и стал молиться.
Так всегда — когда беда загоняет нас в угол, прижимает к стене, хватая за горло костлявыми пальцами, мы вспоминаем о Боге. И тут наши обращения к Всевышнему — самые искренние, а слезы — самые настоящие.
Я никогда не учил слов какой-либо молитвы. Что греха таить, я и в Бога толком не верил. Ну есть какая-то великая сила, но мне от нее помощи ждать не стоило точно — не спасла же она маленького ребенка. Но именно в такие тяжелые моменты в нас открывается что-то невозможное. Я вспомнил слова, которые тихо-тихо по ночам шептал мой сосед по комнате в интернате. Он был старше меня, от этого понимал больше. В нем жила надежда и вера...
«Верую во единого Бога Отца, Вседержителя...»
Всех слов я так и не вспомнил, поэтому просто начал просить:
— Боже, если ты есть... прошу, молю... спаси ее, мне больше на этом свете ничего не нужно... мою жизнь забери, но ее спаси...
Теперь я знаю — Бог есть, он меня услышал. Вышедший врач сообщил, что опухоль удалили, не повредив головной мозг. Операция прошла успешно.
— Правда, — произнес замешкавшийся врач, — был момент, когда мы ее чуть не потеряли. Все шло хорошо, а потом сердце вдруг перестало биться... а через двадцать секунд заработало вновь. Это произошло на восьмом часу операции.
Именно в тот момент я стал молиться... Судьба? Нет, воля Божья. У Него все давно было расписано, просто мы этого не знали: людям неведомо их будущее, и это к лучшему.
Родители еле утащили меня домой, переодеться и помыться.
Меня к Вере в палату не тянуло — я лететь туда хотел, но врач пока не разрешал.
Только по дороге домой понял, что все мои страдания прошли на глазах у родителей. Пусть они мне не родные, пусть приемные, но они меня поддерживали всегда, помогали и любили. Если бы не они, не было бы меня сейчас, не спасли бы Веру. Когда мы вошли в дом, я обнял маму и папу:
— Спасибо, спасибо Вам... за то, что тринадцать лет назад приняли меня в семью. Спасибо за Веру... я очень вас люблю...
Отец не ответил ничего, но этого и не требовалось — все читалось в его взгляде: тревога и гордость за меня.
