От этого неуемного гомона веяло чем-то родным. Видно, азиаты такие же любители поболтать, что и греки. Отец Базиль беспрестанно сновал, выведывая новости (дело очень полезное, хотя священнослужителю как-то не очень к лицу), и то и дело подносил их Александре. Вон тот человек в шубе из козьего меха — тот, с которого не спускает бдительных глаз стража — он из кафиров, прибывших на север за покупками (а возможно, что и красть коней). Более того, он прибыл как сопровождающий именитого купца и его сводного брата — по слухам, короля кафиров. Глядя на этого немытого, жуликоватого оборванца, Александра неприязненно подумала, насколько все-таки бессовестны хвастливые заявления этого народца, что они, дескать, прямые потомки Александра Македонского. Тьфу, хуже лжи!
— Я услышал, моя принцесса, — послышался вблизи шепот отца Базиля, — что сегодняшняя игра — затея короля кафиров. Это будто бы его прощальный подарок своему народу, который он собирается покинуть, поскольку отправляется на Край Света.
Очень умно, подумала Александра. Эти кафиры каждый свой шаг делают с оглядкой на мифы об Александре Великом, так что, похоже, и этот их «король», по знатности вряд ли превосходящий саму Александру, не составляет исключения. Александр Великий был одержим идеей двигаться все время на восток; этот, видимо, тщится проделать то же самое… Что ж, очень хорошо. Прекрасная возможность вовремя сменить компанию варваров на более цивилизованную и куда более выгодную компанию купцов.
За кафиром возле почти уже собранного в дорогу каравана стояли священники из свиты циньского принца, все в одеяниях холодного голубого цвета. Возле стены сидел бритоголовый старик в желтом халате. Глаза, за множество лет утомившиеся смотреть на солнечный свет, плотно зажмурены, рука вертит молитвенное колесо. Губы беззвучно движутся: «Ом мане падме хум».
Александра по наитию остановилась напротив.
— Ты что-нибудь знаешь о Шамбале? — спросила она.
Старик, глубоко вобрав ее открывшимися глазами, кивнул. Его губы, все в трещинах, разъехались в улыбке.
— Шамбала! — прежде чем возвратиться к молитве, выкликнул он бесцветным голосом. Колесо не замедлило свой бег ни на йоту. Александра поняла, что старик глух, и мысли его, витающие в пустоте, обращены внутрь.
Слово он угадал потому, как Александра складывала губы.
Она прибавила шаг. Городские стены вскоре остались позади. Вдали, на горизонте, к небу всползали горы, и высь была цвета персидского опала. Сухой была земля: песок и шершавая желтоватая зернь («гоби», как назвал ее отец Базиль). Щурясь под слепящим солнцем, Александра пыталась высмотреть, где там может начинаться пустыня. Но если углядеть ее было нельзя, то уж запах определенно угадывался. Не такой, какой бывает от верблюда, лошади или человека — ощущение чего-то дикого проникало в душу и разрасталось там по мере того, как близился срок отправляться вглубь Такла-Макана.
