– Вы, Марья Ивановна, в себе и замечания не содержите, что вы заврались. Кабы вы в вашем просвещении имели поболее образования, то взаместо того, чтобы читать Огненных Женщин, скорей-бы в газеты заглядывали и тогда знали бы, что иго это самое в тряпках носить нельзя, потому что его на четырех лошадях возят, так как оно из железа сделано, и в нем триста пудов.
– Ну вот! Фелицата Герасимовна ещё вчера себе за двугривенный кусок у болгарки купила. Говорят, оно от зубов помогает.
– В невежестве, конечно, всякая медицина в ход идет, но образованный человек должен только лекарствами лечиться. Да и надула твою Фелицату Герасимовну эта болгарка и вместо ига кусок какой-нибудь дряни продала.
– И вовсе даже не дрянь, а с благоуханием. Мавра видела: как бы смола, говорит, или сапожный вар.
– А я тебе говорю, что этого быть не может. По газетам, иго это теперь в Москве вместе с пленными турками находится, так как телеграмма пришла. Если бы не измена у турок, его бы и не отбили. Московское купечество не тебе чета, просило себе махонький кусочек от него отшибить, да и ему не дали. Казаки охраняют. Засим довольно и молчи! Киселя я не хочу и лягу спать, а к девяти часам поставь самовар. Где газета?
– Как-же, Михайло Прохорыч, ты обещался после обеда в Беклешов сад гулять идти?
– А вот спервоначалу посплю, потом попью чайку, и тогда можно.
– Ну, уж, знаю я это гулянье! Разоспишься, так тебя тогда хоть поленом по брюху бей, ты и то не встанешь. А ещё хотел соловья слушать!
– И соловья, и кукушку послушаем. На всё будет время. А теперь дай мне газету. Нынче, кто хочет содержать себя в современности, даже обязан про всё известия знать. Сойдутся двое, и первый разговор – телеграммы. Давеча, вон, в трактире толковали, что взаместо папы теперь римская курия сидит, и это будто у неё ребенок есть от папы, которого она на престол прочит.
– Очень тебе нужно знать! Для тебя что папа, что курия – один интерес.
– Совсем даже напротив того, так как через это шелк вздорожать может. За сим извольте пришить ваш язык и молчать.
Супруг удаляется и ложится на диван. Слышен шелест газеты. Супруга, оставшись одна, начинает всхлипывать.
– Маша! Марья Иванова! поди сюда! – раздается через несколько времени голос супруга.
– Оставьте меня, пожалуйста, лежите там с вашей курией на диване, коли вы её на жену променять хотите.
– Ну, поди же, дура! Я тебе телеграммы почитаю. Вон во Франции правая сторона потерпела поражение от левой. Полно сердиться, не будь левой стороной.
