К тридцать шестому Шагу мой мешок ломился от «болванок» под каждый слот, включая ювелирку. Попались и реально крутые артефакты, вроде Бездонного зелья здоровья, восстанавливающего по тридцать процентов. Откат составлял пять минут. Конечно, я снова пожалел, что не могу использовать его в сокровищнице.
Зато прогресс достижения усиливал меня с каждым Шагом. Награды оказались нелинейны: например, после восемнадцатого стража бонус к урону повысился сразу до пятидесяти процентов. Возрос и показатель сопротивления всем видам стихий, уровень защиты, шанс нанести критический урон. Тридцать девятый Шаг открыл очень перспективную характеристику: «1% шанс оглушить противника на 1 секунду при любом нанесении урона».
Смущал только неуклонно снижающийся объем жизни от дебафа сокровищницы, а потому все очки характеристик с повышений уровней я вкладывал в выносливость.
Принудительный выход из Дисгардиума, который должен был сработать после полуночи, не состоялся. Пришло сообщение, что «ввиду особых условий игрового процесса» я волен провести в капсуле столько времени, сколько понадобится.
Сорок второй страж оказался рептилоидом из расы рапторов. Стоило ему появиться, я показал запястье. То, что вызвало интерес Флейгрея, могло сработать снова. На каждом Шаге, до драки и во время, я старался заговорить со стражем, обещая помочь выбраться из сокровищницы, ставшей для него тюрьмой. До рептилоида — тщетно.
— Он тебя не понимает, — проблеял сатир. — Эти ящеры вымерли еще до меня. В его времена на всеобщем не говорили. Дай-ка я попробую.
Сатир, обращаясь к раптору, издал серию гортанных прерывистых звуков. Двухметровый ящер на двух мощных лапах, прислушался и с интересом посмотрел на меня, нервно подергивая мощным хвостом. По-птичьи склонил голову в одну сторону, в другую и снова обратил взор на сатира, после чего из его зубастой пасти вырвался трескучий долгий рык.
— Подойди ближе, у рапторов чертовски хреновое зрение, — сказал мне Флейгрей.
— Что он сказал?
— Посмеялся. Не верит, что Бегемот мог стать твоим покровителем.
Я с опаской приблизился к раптору, не сводя глаз с его вытянутых загибающихся когтей. Верхние конечности ящера развились в полноценные руки, а кисть позволяла удерживать короткое копье с широким зазубренным острием длиной с мою ладонь. Продемонстрировав запястье, я отступил. Раптор что-то проверещал, и его имя пожелтело.
— Он согласен, — перевел сатир. — Сказал, что готов рискнуть ради возможности увидеть, в какую пропасть скатился мир, пока он прозябал здесь, раз Спящий выбрал инициалом такого слабака, как ты. Говоря откровенно, Скиф, я думаю то же самое. Кстати, зубастого зовут Рипта…
