Решения. Моя жизнь в политике [без иллюстраций] | страница 25

Выторговать коалиционный договор оказалось не так уж и трудно. Мы были едины в своем неприятии атомной энергетики, а по вопросам о распределении компетенций на земельном уровне были найдены приемлемые компромиссные решения. Зеленые в самом деле оказались очень кстати — благодаря своим заслугам в Ганновере зеленые нижнесаксонцы Tea Дюкерт и Юрген Триттин дошли до Бонна и до Берлина.

Сегодня можно поддаться искушению и рассматривать первую успешную красно-зеленую коалицию в Нижней Саксонии в 1990–1994 годах как своего рода внутриполитическую подготовку к тому, что восемь лет спустя стало новой реальностью на федеральном уровне. Нет, тогда наши действия в объединенном правительстве не были столь целенаправленными. В то же время успешное сотрудничество в Ганновере, бесспорно, помогло внутри партии повлиять на консерваторов, категорически отвергавших идею коалиции — и сейчас, и позднее на федеральных выборах. Перед выборами в бундестаг в 1998 году мне было ясно, что тогда еще молодая, раздираемая спорами и противоречиями относительно собственной программы партия зеленых не станет самым удобным партнером. Тем не менее, красно-зеленая версия являлась единственной возможностью для СДПГ прийти к власти в Бонне, а затем и в Берлине. СвДП тогда пребывала в вавилонском плену у ХДС. Диалектика этого процесса привела к поразительному следствию: свободные демократы оказали заметное влияние на программу Христианско-демократического союза. Это касалось прежде всего взглядов на экономику. ХДС все сильнее затягивало в кильватер доктринерских экономических теорий СвДП, и христианские демократы в отличие от ХСС дрейфовали в сторону неолиберальной экономической политики. Ради того чтобы сохранить в перспективе коалицию со СвДП, христианские демократы теряли свой вес и характерные черты народной партии.

Есть несколько длинных цепочек, которые тянутся от первого опыта работы в правительстве Нижней Саксонии к красно-зеленому федеральному правительству в Берлине. Так, еще в Нижней Саксонии, среди прочего, было много дискуссий по вопросу о генных технологиях. Речь шла о создании генетически измененных полезных растений, устойчивых к определенным болезням, то есть растений, которые можно выращивать без пестицидов. По обе стороны фронта борьба велась с крайним ожесточением. Опытные делянки, где размещались генетически измененные семена, периодически уничтожались какими-то группировками. Для меня было важно вернуть противников к сути дела, чтобы их споры стали продуктивнее. Я организовал комиссию, которая должна была определить основные направления работ при обеспечении общественного контроля и оценки возможных последствий — так, чтобы оставались возможности для исследований и развития всего направления. Это было необходимо, поскольку иначе важная для Нижней Саксонии отрасль экономики могла попросту переселиться в другие места. В Бельгии и в Голландии для разработки генных технологий не нужно было никаких разрешений сверху. Противостояние в обществе, в частности, концентрировалось на вопросе: кто будет отвечать, если поля у производителя сельхозпродукции окажутся загрязненными генетически измененным материалом? То есть загвоздка была в том, как урегулировать конфликт, и такие возможности были найдены: в принципе, это можно квалифицировать как причинение ущерба. Однако конфликт, к которому мы в то время подошли с политическом точки зрения, и сегодня пребывает в тлеющем состоянии.