Разговор удался, и они расстались, чувствуя друг к другу симпатию.
И вот Гусаров опять на заводе. На этот раз его привело сюда дело чрезвычайной важности. Днями он возвратился из ЦК, где шел разговор о наболевших вопросах авиации, и там договорились о вещах, в которые непременно надо было посвятить Швецова.
У Аркадия Дмитриевича только что закончилось совещание. Оно прошло бурно. Кто-то из технологов обвинил технического директора в том, что он больше главный конструктор, что интересы КБ для него выше всего прочего. Аргумент был не очень значительный, но технолог оказался человеком эмоциональным, и его речь возымела действие. Все, кто находился в кабинете, притихли, ожидая бури.
На какое-то мгновение Аркадию Дмитриевичу показалось, что его судья решил произвести впечатление, потому и отважился на дерзость. «Хотя, почему дерзость? — Швецов тут же пресек эту мысль. — Он технолог и отстаивает свои интересы. Вполне логично. Истина прорывается наружу, только и всего».
Бури не последовало. Справившись с волнением, Аркадий Дмитриевич ответил:
— Не стану отрицать. Это так.
Никто не предполагал, что главный завершит разговор таким образом. Совещание продолжалось обычным порядком, и даже прямолинейный технолог и тот помягчел. Он то и дело называл Швецова по имени и отчеству, подкреплял свои суждения, опираясь на его авторитет, и исподволь ловил взгляд главного, стараясь прочитать в нем прощение.
Оставшись один, Аркадий Дмитриевич захотел отвлечься от неприятного воспоминания и взял свежие иностранные технические бюллетени. Он свободно читал по-французски, вполне успешно справлялся с английским и немецким. Это был не просто интерес культурного человека. Преобладала потребность инженера, конструктора знать, что происходит в мире техники. Он и сотрудников своих настойчиво приучал к иностранной периодике.
На этот раз знакомство с журнальными новинками не состоялось. Никак не удавалось сосредоточиться. Вспышка технолога дала ход мысли, которая зрела уже несколько месяцев, и эта мысль целиком завладела Швецовым.
Надо полностью переключаться на работу в КБ. Занимать два кресла — это значит не сидеть ни в одном. Дело даже не в упреках, хотя они и жестоки. Налицо бессмысленность этакой двукресельности. Ведь никому не придет в голову заставить, скажем, писателя собственноручно печатать свои книги. Это было бы смешно и глупо. Разумеется, в исключительных обстоятельствах возможно всякое, но не всякие обстоятельства надо считать исключительными. В самые первые годы после пуска завода, видимо, имело смысл сосредоточить все инженерные службы в одних руках. Но сейчас-то к чему? Завод достаточно крепко стоит на ногах, все больше приходит инженеров — времена изменились.
