Великий маг техники Эдисон заметил однажды, что труд изобретателя — это девяносто девять процентов пота и один процент творчества. Но он же уточнил, что этот один процент важнее всех прочих.
Работая над первым своим двигателем воздушного охлаждения, Аркадий Дмитриевич полностью отдал ему и «99» и «1». Он познал силу озарения, когда даже маленькое открытие — не просто открытие, но своеобразный ключик к новому секрету. За тем секретом — другой ключик, к новому открытию, а дальше — третий, и все они даются в руки легко, как по волшебству. Только не ошибись, какой ключик к какому секрету.
«Что-то общее с шахматным анализом, — думал Аркадий Дмитриевич. — Сделав ход, шахматист мысленно уходит значительно дальше и действует как бы с двух сторон — своей и противника. При этом он стремится подчинить своим интересам бесчисленное множество возникающих положений».
А новые положения обступали на каждом шагу, потому что конструктор «ел не из старой посуды». Конечно, куда проще было модифицировать до последнего винтика знакомый «Русский авиационный мотор», но то было бы новое старое. Он же бился над совершенно новым.
Его М-11 дался ему немалой кровью. Был объявлен конкурс на лучший двигатель для легкомоторной авиации, и это привлекало многих конструкторов. Конкурсы ни к чему не обязывают: повезло — хорошо, нет — тоже не осудят.
Проекты рассматривались с особой тщательностью, их поступило много. Слабое тут же отсеивалось, а то, что представляло интерес, откладывалось для повторного изучения. Круг сужался, но все же это был круг. Микулин тоже вышел в финал, и, значит, предстояла борьба.
Хороший проект — это еще не двигатель. Опытный образец — это тоже не двигатель. Все решается в период доводки. Мотор необходимо запустить, и тогда он сам раскроет перед конструктором свою суть, откровенно выставит перед ним слабые места. Только потом начнется то главное, что зовется доводкой.
Первое заводское испытание М-11 шло на специальной платформе. Испытательный станок открытого типа на колесах был явно не приспособлен. Люди расположились полукругом и молча, как загипнотизированные, вслушивались в ровный гул двигателя. Вдруг этот гул словно сбился с ноты и, прежде чем кто-нибудь понял, что произошло, раздался взрыв. Оборвавшаяся лопатка мулинетки с силой отлетела в потолок. Инстинктивно все бросились врассыпную. Кем-то остановленный мотор замер.
Люди расходились с тягостным чувством. В таких случаях кажется, что цель никогда не была столь далекою. Теперь все зависело от конструктора: он мог махнуть рукой, взяться за другую работу, а мог впрячься в доводку.
