Парень и его премии | страница 57
— Наука склоняется перед волей масс, — ответил Линах.
— Мне совсем не хочется в это верить, — поспешно сказал Семф, в голосе которого прозвучало что-то, чему невозможно было подыскать название, но это нечто немного смягчило грубость его слов.
— Я намерен об этом позаботиться, Семф, поверь мне. Я собираюсь вынудить Совет принять закон.
— Линах, сколько мы уже знаем друг друга?
— Со времени твоего третьего воплощения. У меня оно было вторым.
— Да, похоже, так. Я когда-нибудь лгал, просил сделать что-нибудь, что может причинить тебе вред?
— Нет, не помню такого.
— Так почему же ты не хочешь прислушаться ко мне на этот раз?
— Я считаю, что ты не прав. Я не фанатик, Семф, и политика меня совершенно не волнует. Только у меня такое чувство, что другого шанса нам больше никогда не представится.
— Но ведь это будет катастрофой для всех, повсюду — одному только Богу известно, сколько параллаксов она охватит. Мы очистим наше гнездо за счет всех других гнезд, когда-либо существовавших на свете.
Линах беспомощно развел руки в стороны:
— Выживание.
Семф медленно покачал головой, и на его лице появилась усталость.
— Жаль, что я не могу спустить в канализацию и это тоже.
— А ты не можешь?
— Могу спустить что угодно, — пожав плечами, ответил изобретатель очистки. — Но оставшееся у нас будет совершенно бесполезным.
Оттенок янтарной субстанции изменился. Где-то в самом ее центре засияло ярко-синее пятно.
— Пациент готов, — сказал Семф. — Линах, пожалуйста. Ты уверен, что это принесет пользу? Давай отложим процесс до следующей сессии. Совету нет никакой необходимости делать это сейчас. Я проведу еще несколько тестов, проверю, когда появились эти отходы, какой от них может быть вред. Позволь мне подготовить парочку новых докладов.
Линах твердо стоял на своем. Он покачал головой:
— Могу я понаблюдать за процессом вместе с тобой?
Семф тяжело вздохнул; он проиграл и знал это.
— Хорошо.
Субстанция, в которую был погружен безмолвный пленник, начала подниматься. Добралась до уровня, где находились оба посетителя, а потом медленно заскользила по воздуху, между ними. Они поплыли вслед за драконом с семью собачьими головами, заключенным в янтарную темницу; казалось, Семф хочет сказать что-то еще. Но говорить-то было уже нечего.
Янтарная колыбель, в которой, словно куколка бабочки, дремал маньяк, затрепетала и исчезла, а посетители утратили реальность, перестали существовать. Потом все снова появились в очистном помещении. Залитая сиянием прожекторов сцена была пуста. Янтарная колыбель бесшумно вернулась на свое место, субстанция испарилась, пропала — на свет явился дракон.