— Хочешь чего-нибудь? Воды?
— Нет, все нормально.
Он посмотрел на ампулу с наркотическим обезболивающим. Рядом на чистом полотенце спокойно лежал шприц. Он повернулся и встретил ее взгляд. Она знала, о чем он подумал. Он отвел глаза.
— Я за сигарету готова человека убить.
Он рассмеялся. Женщина шестидесяти пяти лет, без ног, то, что еще осталось от левой стороны, парализовано, расширяется и подползает к сердцу рак — а она все та же властная глава рода.
— Сигарету ты курить не сможешь, так что брось.
— А почему бы тебе тогда не взять вот эту ампулу и не отпустить меня?
— Заткнись, мать.
— Натан, ради Бога, не надо. Если мне повезет, это затянется на часы. Если не повезет, на месяцы. Мы же с тобой об этом говорили, и ты знаешь, что я всегда права.
— Я вам говорил, маменька, что вы старая сука?
— И много раз, но все равно я тебя люблю.
Он встал и отошел к стене. Пройти через стену было нельзя, и он зашагал по комнате.
— Тебе от этого не отмахнуться.
— Мама, ну хватит! Не надо!
— Ладно. Поговорим о бизнесе.
— Мне сейчас на бизнес глубоко наплевать.
— Так о чем нам говорить? О возвышенных предметах, коим может посвятить свои последние минуты старая леди?
— Ну до чего же ты мерзкая баба! Похоже, ты от этого каким-то извращенным способом получаешь удовольствие.
— А каким еще способом можно от этого получать удовольствие?
— Пуститься в авантюру.
— Это самая большая из всех. Жаль, что твой отец не может ее просмаковать.
— Я думаю, он вряд ли получил бы удовольствие от смерти под гидравлическим прессом.
Он задумался, потому что по ее губам вновь пробежала улыбка.
— А вообще-то, может, и получил бы. Вы оба настолько чудаки, что могли бы там сидеть и обсуждать гидравлику.
— А ты — наш сын.
Правда, да еще какая. Он не отрекался от этого, и никогда не стал бы. Он был и суров, и нежен, и своенравен — совсем как они, и помнил дни в джунглях под Бразилией, и охоту на Каймановой Канаве, и дни, когда он работал на лесопилке рядом с отцом. И знал, что, когда придет его час, он так же точно будет смаковать смерть, как сейчас его мать.
— Скажи… правда ли, что отец убил Тома Голдена?
— Сделай укол, тогда скажу.
— Я — Стек и не поддаюсь на подкуп.
— Это я Стек, и я знаю, какое убийственное любопытство тебя грызет. Сделай укол, и я тебе скажу.
Он нервно зашагал по комнате.
— Старая ты сука!
— Стыдно, Натан. Ты ведь не сукин сын. И это больше, чем может сказать о себе твоя сестра. Я тебе говорила, что она не дочь твоего отца?
