Врач что-то неразборчиво проворчал, а затем сказал:
– Идемте за мной.
Он провел их в небольшую процедурную и показал на кушетку.
– А это еще что? – спросил он, когда увидел наручники. – Снимите. Не могу же я лечить его в таком виде.
Хартланд снял наручники и убрал в карман.
Врач разрезал повязку, наложенную Хартландом, затем штанину. Осмотрел рану, потрогал – осторожно, однако Манцано вскрикнул от боли.
– Не так уж и страшно, – заключил врач. – Но есть одна проблема. У нас закончилась анестезия. Может…
– Продолжайте, – оборвал его Хартланд.
– Я продезинфицирую, – предупредил врач.
Он промокнул кусок бинта в какой-то жидкости и приложил к ране. Манцано застонал.
– Кошмар какой-то, – ворчал врач. – Чувствую себя как в Тридцатилетнюю войну, когда человека поили шнапсом, прежде чем отрезать ногу.
Манцано закрыл глаза. Больше всего ему сейчас хотелось потерять сознание, но организм оказался предательски крепок.
– Готовы? – спросил врач.
Манцано втянул в себя воздух и ответил по-английски:
– Вытаскивайте.
– Тогда начнем. Сожмите зубы. Или лучше вот, – он дал Манцано кусок материи. – Зажмите в зубах.
Врач промокнул бинт дезинфицирующим средством и протер им длинный пинцет.
– Стерилизовать инструменты нет возможности, – пояснил он.
Раскаленное жало впилось Манцано в бедро и заворочалось в плоти. Пьеро услышал нечеловеческий звук, протяжный, исходящий из самых глубин, придушенный рев. Только когда в легких иссяк воздух, он понял, что сам же издает этот рык. Стал задыхаться, попытался вскочить, но Хартланд с напарником придавили его к кушетке.
Врач поднес к его глазам пинцет. Сквозь слезы Манцано с трудом разглядел зажатую в нем пулю.
– Вот она, родимая… – Хирург бросил пулю в корзину рядом с кушеткой. – Нужно зашить отверстие. Это уже не так больно.
«А что, может быть больнее?» – подумал Манцано, обливаясь по́том. Затем вспомнил, что ему необходимо вдохнуть, – и в следующий миг провалился во тьму.
Париж
Лаплан возился с камерой и проклинал Шеннон, которая оставила его одного с Тёрнером. Они стояли перед большим павильоном; за спиной Тёрнера люди поодиночке или группами выходили, нагруженные пакетами, из темного зева дверей.
– Мы находимся у центрального склада крупной торговой сети на юге Парижа. Прошлой ночью ворота были сломаны, и люди уносят все, что удается найти.
Тёрнер направился к группе мародеров и встал у них на пути. Лаплан продолжал снимать. Люди держали в охапках пластиковые упаковки, о содержимом которых оставалось только догадываться.
