— Бабушка говорит, что на лен вся надежа, а теперь и льну не будет.
Безрукий бригадир, инвалид войны, не смеялся над Шуркой и не кричал на него, только сказал:
— Не в свое дело лезет твоя бабушка. Голова не у нее одной на плечах, есть и посветлее, соображают.
И все. Шурка решил, что ничего у него не вышло. Но на другой день председатель колхоза Прокофий Кузьмич уехал на какое-то совещание, а оттуда на железную дорогу добывать гвозди для строительства скотного двора, и до его возвращения о посеве льна никто не заговаривал. Трактор ушел в другой колхоз, а из конторы в район сообщили, что лен посеяли.
Вернувшись в колхоз, Прокофий Кузьмич поднял крик:
— Самоуправство? Государственная дисциплина вам что? А того не знаете, что с меня голову снимут? Всех под суд отдам!
Кричал он долго, пока бухгалтер не сообщил ему:
— А лен-то за нами не числится, Прокофий Кузьмич.
— Как так?
— Мы его в сводку включили.
— Передали?
— Передали.
— Ну, то-то! — сказал председатель и успокоился. — Смотрите вы у меня!
Земля к тому времени подсохла, и лен посеяли вручную под конную борону. Поле зазеленело дружно.
Встретившись с Шуркой, Молчунья сказала ему:
— А тебя, Шура, бабы хвалят не нахвалятся.
— Вишь ты! За что это? — заулыбался довольный Шурка.
— Говорят: «Кабы не этот парень, так и льну бы нам не видать».
— Да это не я — бабушка, — признался он и покраснел.
— Может, и бабушка, только тебя хвалят.
Больше разговаривать было не о чем, и они замолчали. Потом Шурка спросил все же:
— Кто им сказал, будто это я сделал?
— Не знаю, кто сказал, только тебя хвалят.
— Не ты ли уж сказала?
— Не знаю кто, — ответила Нюрка, — может, и я.
Шурке хотелось верить, что именно он весной помешал высеять лен раньше времени. Как бы то ни было, похвалы ему пришлись по душе, и после он почувствовал какую-то особую свою ответственность за эту культуру.
Вступив в льноводческое звено, Шурка стал работать наравне с женщинами с утра до ночи. Он первый пошел и на прополку сорняков, с яростью вырывал васильки, про которые в детстве думал, что они для красоты. И все жалел, что мало, слишком мало посеяли льна. Ведь и семена, кажется, были.
— Да ты маленький, что ли? — рявкнула однажды на него звеньевая, толстая неопрятная Клаша, вдова-солдатка, переставшая следить за собой с тех пор, как потеряла надежду снова найти себе мужа. — Будто мы сами не знаем, что мало. А план на что? Кто бы нам позволил не по плану сеять?
Еще не закончилась уборка зерновых, а бабушка Анисья уже начала тормошить Шурку:
