Вразнос | страница 52
Она хватает зайца и прижимает его к груди.
Джулия садится на краешек, говорит мало, вина не пьет. Она не скучает и не злится. Что-то про тысячелетнее терпение.
И только при взгляде на Сашечку у нее проплескивает в глазах живое.
Ухоженная — у нее, верно, даже дырочка в попе лавандой пахнет. Радость для Сашечки: чистая душа.
Он берет ягодку из миски — протягивает ей — она раскрывает свои свежие, тщательно накрашенные губки. Ам!
Всего лишь ягодка. Всего лишь его рука. И ее покорность. И понятно без перевода: они уже переспали. И это был самый нежный секс в ее жизни.
Ну что ему делать с этими бабами, их помани — они уже мокнут!
Он кормит ее ягодками, обнимает, смотрит вбок. Я — как гость в собственной квартире. Только краешком взгляда он говорит мне: «Видишь — опять! Ну что я могу поделать!»
Краешком. Мог бы и не стараться.
Налила девочке-тоже-одной вина, посмотрела, как он кормит девочку-тоже-одну конфетами изо рта в рот — и, даже готова постелить ему и девочке-тоже-одной в свободной комнате — веселитесь, детки, тетя пойдет к себе (а может быть, позовут?).
Может, все еще перевернется и пойдет моим путем — враздрызг?
Нетушки.
Мне говорят спасибо за все-за все — со значением — (нечего тут детей пугать нашими порядочками) — и садятся в такси. Она уходит, прижимая к груди моего зайца.
Я вспоминаю, прикидываю: за все это время Джулия не сказала ничего умного, странного, интересного — ничего. Только поправляла волосы и гладила его руки… Что там, за раскосыми глазками, под гладкими, как стекло, волосами?..
Да что еще тебе нужно? Что ему — еще нужно? Свежие ручки, покорный рот.
А я тем временем надралась как никогда в жизни и не годна ни на что, кроме как рухнуть в одеяло и ни о чем не думать.
И засыпаю, не донеся руку до между ног.
32. ПО РАДУЖНЫМ ХОЛМАМ
Я просыпаюсь у Сашечки, становлюсь на угол треугольника: дом-Сашечкин дом-работа. Рутина.
Все три точки неправильные, везде я не у дел, нигде меня не хвалят. Но так уж заведено, в такой системе — жива.
Сашечка просыпается меня проводить. Между двумя снами он легок и свеж и нежен. Не ко мне нежен, а просто так.
— Ну, пока! — говорит он.
Ухожу легко, как будто он мне завтра позвонит. А может, следующее «завтра» будет — через год.
А что будет через год? Через год — меня уже не достанешь, не восстановишь. Опилки сгниют, я стану не я.
Буду осторожно вылезать из ванны, чтоб не поскользнуться, держась за край. Составлять долгие списки перед магазином. В магазине — отмечать галочкой купленное. И выбирать кофточки с закрытым рукавчиком.