Но насколько это? Надолго? Музыка — пока слышна музыка? Секс — пока секс?
Сашечка показывает, как он умеет — держать. Питать. Подключаться. На час.
И плевать, куда они опять упадут — уйдут — рассыпятся — когда разбредутся с концерта.
Слегка портит дело, говоря:
— Нет работы трудней! Что вот этот твой делает? Цифирки? Ха! Тут — надо… излучать энергию. Это — работа! Понимаешь? Ра-бо-та!
— Подожди вот, я тебе сыграю… Свое.
Выползает из-под рук, садится к пианино.
В черном коробе музыки ворочаются глухие, несвязные ноты.
— Это я сочинил… Понимаешь… Тогда.
«Тогда» — когда Джейн исчезла. Черное время, про которое говорим — шопотом.
Не музыка — отдельные больные ноты. Одна за другой ложатся умирать в снег. Музыки не получилось. Боль.
Я понимаю. Музыка тебя не поняла, а я — пойму.
Последняя покалеченная нота подсыхает на песке.
— Ну, ладно, — встряхивается, идет к столику. — Еще?
Да, понимаю. Такой вирус несчастья через музыку — не передашь. И — хорошо. Пусть будет — Рахманинов.
Иди сюда. Не дрожи. Давай я помассирую тебе спинку, на которой — черной коростой осело, застряло все: и Джейн, и мокрая ночь за окном, и Рахманинов, и «энергия».
* * *
…Он еще отвечает — но уже уютно падает в сон.
Промежутки между словами становятся все дольше. Слова, как разреженные бусины, свободно катаются влево-вправо…
Мне — оставаться (он нисколько не возражает, напротив, будет рад) — или идти (если надо — то иди).
Уже никогда он САМ не скажет (серьезным тоном, ни намека на секс, только спокойный тон человека, ответственного за безопасность присутствующих): «Так, ну, надо уж или оставаться — или я тебя провожу».
Теперь я сама решаю (пока он потягивается):
— Пожалуй, мне надо идти.
— Хорошо. Я тебя — (зевок) — провожу. Провожу, провожу — (пауза) — потом засну.
— Я уже ушла. Спи.
Мррр — он уютно сворачивается.
За окном сереет день.
И нельзя на день сердиться, что он нас разлучил. Скорее — быть благодарными, что дал предлог наконец расстаться.
Макс свалил на конференцию. Я могу пригласить гостей в нашу квартиру величиной с аэродром. Квартира нанята в подражание Настеньке, в пику скучным людям предместий — «ну, знаете, эти, которые в город только по субботам выбираются».
Только у Настеньки квартира — в Мэйфеа в Лондоне, а у нас уж — тут, так, по дешевке.
Две большие спальни, две ванных, с балкона — интригующий вид на бесконечную цинковую крышу. И зеленым светится таинственная башня. Обычно некому на вид любоваться — мало с кем мы дружим, редко приглашаем гостей.
