Однако меня интересует не столько собственно философская традиция маргинальности, сколько та позиция нравственного протеста и неприятия окружающего мира, та позиция всеобщей контестации, которая стала отличительной чертой именно модернистского художника, в свою очередь получившая специфическую трактовку в постмодернизме. Начиная с постструктурализма маргинальность превратилась в уже осознанную и теоретическую рефлексию, приобретя статус центральной идеи — выразительницы духа своего времени. Причем следует иметь в виду, что маргинализм как сознательная установка на периферийность по отношению к обществу в целом, в том числе и к его морали, всегда порождала пристальный интерес и к «пограничной нравственности». Феномен де Сада был заново переосмыслен в структуралистской и постструктуралистской мысли, получив своеобразное теоретическое оправдание. Проблема, разумеется, не исчерпывается лишь имморализмом, ее суть в том, что Томас Манн устами Сетгембрини определил как placet experiri — жажду эксперимента, искус любопытства и познания, часто любой ценой и в любой ранее считавшейся запретной, табуированной области.
Постструктуралистско-деконструктивистский комплекс представлений в основном сложился на пересечении взаимодействий французской и англо-американской (вернее, наверно, было бы сказать, англоязычной) литературоведческой мысли, чем в значительной степени и определяется выбор имен тех его представителей, концепции которых анализируются в данной работе. Постмодернизм с самого начала был гораздо более интернациональным по своей природе явлением, в нем сразу о себе заявили и голландские, и немецкие исследователи и теоретики.
Говоря о постструктурализме и деконструктивизме в целом, мы вынуждены отметить один парадоксальный факт: хотя и сам постструктурализм, и первые версии деконструктивистского применения его концепций для нужд критики возникли на французской почве, тем не менее именно в США и частично Англии была разработана та относительно доступная модель критического анализа, которая и сделала деконструктивизм самым модным и влиятельным критическим направлением в течение последних двадцати лет. Разумеется, необходимо сразу оговориться, что то, что можно было бы назвать «литературоведческим постструктурализмом» — как наиболее обобщенным названием для всех его деконструктивистских изводов, — никогда не исчерпывал собой всего разнообразия направлений и школ в современной западной критике. Можно, конечно, спорить, в какой мере он олицетворял собой господствующую тенденцию в гуманитарной науке Запада. Тем не менее есть все основания утверждать, что как раз в области теории его концепции оказывали и, судя по всему, продолжают оказывать наиболее сильное воздействие.
