На другой день, утром, после завтрака, меня принимали в кандидаты партии[1]. Забегая вперед, скажу, что мой кандидатский стаж составил 22 года. Я не знаю таких прецедентов. Этот случай можно было бы занести в Книгу рекордов Гиннесса.
После партийного собрания с группой разведчиков я ушел в ближний тыл за линию фронта. Проскочили передний край незаметно, немцы нас не обнаружили. Когда оказались в тылу, примерно в пяти километрах от линии фронта, натолкнулись на румын, которые начали преследовать нас. Чем бы все это кончилось, не знаю, но нам повезло. На фронте часто бывает: то «везет», то «не везет», так случается и в повседневной жизни, но на фронте чаще.
Танковый батальон выполнял локальную задачу — проводил разведку боем на том участке, где мы уходили в тыл. Командир танкового батальона не мог предположить, что на этом участке фронта у немцев по существу нет противотанковой обороны. Они ожидали наступления наших войск вдоль шоссе по направлению к Каменску, там и были сосредоточены основные противотанковые средства обороны.
Атакуя немцев на узком участке, танковый батальон смял передний край обороны фрицев и незаметно для себя оказался в их тылу. Беспрепятственное преодоление полосы обороны и отсутствие серьезного сопротивления позволило командиру принять решение — углубиться в немецкий тыл, наделать шуму, а там — будет видно.
Батальон в развернутом строю по полю устремился в нашем направлении. «Мамалыжники», преследовавшие нас, не ожидали такого поворота событий. Из атакующих они превратились в удирающих от танков, бросали на бегу оружие и даже шинели и полушубки. Для спасения своей шкуры у них был единственный путь — бежать изо всех сил в нашем направлении, что они и сделали.
Мы лежали на опушке леса и ждали разворота событий. Связи с танками у нас не было, поэтому мы вынуждены были лежать, не привлекая внимания танкистов. Они могли ошибочно принять нас за немцев и открыть огонь из пушек.
Когда рота румын приблизилась к нам на 10–15 метров, мы встали и открыли огонь из автоматов над их головами. Они остановились, подняли руки. Танкисты сообразили, что они сдаются, а вот кому — не ясно.
Знаками я приказал румынам сесть, а сам пошел к командирскому танку, чтобы решить судьбу «мамалыжников». У нас было три варианта: расстрелять, отпустить, отконвоировать в тыл. Решили обыскать их еще раз, отобрать личное оружие и гранаты, посадить всех на броню и отправить в тыл. Командиру очень не хотелось с ними возиться, он предлагал связать их и под конвоем отправить в наше расположение. Я не мог с этим согласиться, немцы уже всполошились и, наверняка, предприняли меры к закрытию прохода в своем тылу. Поэтому протащить румын через передний край обороны представлялось нереальным. Расстреливать их тоже не хотелось, уж очень жалко они выглядели, только «ротный» пытался сохранить достоинство. С другой стороны, очень заманчиво притащить сотню «мамалыжников» из немецкого тыла, это обеспечило бы нам ордена и медали. У нас же, к сожалению появилась другая задача. Поскольку танковый батальон наделал много шума, нужно было разведать, что предпринимают немцы в нашей полосе обороны и ближнем тылу.
