Один на льдине | страница 76
Вошел в нашу группу уже упомянутый на этих страницах Кашлюнов Анатолий Георгиевич, имевший к тому времени два высших образования — юридическое и полиграфическое. До отсидки он занимался борьбой с фальшивомонетчиками и подделками дензнаков СССР, и все знал по этой части. Профессор! Тогда он приобретал третье и самое высшее образование — тюремно-лагерное.
Гамшеев Юрий Елизарович, который уже фигурировал на московских страницах этой книги и который пришел в ИТК раньше меня. Пока я тянул следствие и мотался по следственным тюрьмам, его за месяц раскрутили. К моему приходу он уже сидел.
Спрашиваю:
— Юра, а ты-то как подсел? — А у него уровень интеллекта — высочайший. В шахматах он блестящ: я у него ни разу за весь срок не выиграл.
Оказалось, что под его началом ходил в "разгон" сын начальника "БратскГЭСстроя" по фамилии Наймушин. Дали ему десять, а сынку Наймушина семь лет. И они переписывались. Наймушин пишет, что вот-вот трижды герой Леонид Ильич Брежнев будет вручать вторую Золотую Звезду его отцу, Наймушину-старшему, а во время вручения папаша и передаст Генсеку прошение о помиловании.
Забегая вперед, скажу, что сынка помиловали, а Гамшеева как бывшего начальника отдела по борьбе с мошенничеством оставили при своих десяти за то же мошенничество и взятки.
Скажу еще, что все они вошли позже в мою преступную бригаду плюс известный читателю по Бутырской тюрьме Юрий Грейманович Юдкин, который был одним из лучших "наседок" в МВД — психолог, философ, поединщик. Он заикался, когда говорил. Но когда брал в руки гитару и пел Высоцкого или Галича, или садился за пианино — женщины теряли головы и помрачались рассудком. Как?! На десять лет старше меня, лысый, седой — но каков!
Предполагалось, что войдет в нее и Миша Черкасский, единственный жид на зоне. Он имел срок 15 лет.
До того Миша был начальником медвытрезвителя в хлебном городе Киеве.
Когда "его бандиты" ходили на дело, он писал их в кондуит находящимися в его ведомстве. Не скупился выписывать штрафные квитки. То есть на вечерний сбор они как по свистку являлись в медвытрезвитель, оттуда — на дело, а утром уже выходили из казенного дома с полным алиби. На местах их боевой славы ошалевшие от хлопот менты снимают отпечатки пальцев. Совпадение полное. Масса улик, их опознают по фотографиям пострадавшие, но — увы и ах! — в эту ночь они де-юре находились под стражей в казенном доме. Так три года вилась веревочка. А однажды, под известной читателю крышей и утратив осторожность по известным причинам психологического характера, они тихо, чтобы не скончался, бьют какого-то профессора вышибают золото. А золото — оно было не то в патефоне, не то в клавесине. Однако профессорская жена, подобно куску мыла, выскользнула из бандитских рук на балкон и закричала так, что тут же всю компанию и изловили с поличным.