Невидимый голос ему отвечает:
— Ах, добрый человек! Откуда тебя Бог принёс? Скоро тридцать лет, как я двум старцам служу. И хоть бы раз эти деды меня за стол посадили. А уж сколько всего налопали!
(Странный этот тип, Шмат-разум. Неужели у него не хватало разума самому себе стол заказать? Или повышенная застенчивость ему мешала?)
Судя по всему, Шмат-разум за стол уселся. Смотрит стрелец и удивляется — никого не видать, а еда так со стола и улетучивается, так и улетучивается. Будто пара солдат за стол случайно села. Бутылки с вином сами поднимаются, вино само в рюмки льётся и куда-то исчезает. А куда — не видно (как у знаменитого фокусника Акопяна).
Стрелец Федот напился, наелся, и тут светлая мысль пришла ему в голову. Он говорит:
— Братец Шмат-разум, хочешь мне служить?
Мысль эта была относительно светлая, потому что не совсем это честно — чужого слугу переманивать. А стрелец Федот добавляет:
— У меня житьё хорошее!!!
Братец по кличке Шмат отвечает:
— Отчего не хотеть! Мне давно надоело здесь. А ты, вижу, человек добрый.
— Ну, прибирай всё да пойдём со мной.
(Всё-таки Федот-стрелец человек вежливый был. После себя грязной посуды не оставил. И всяких там осколков.)
Вышел стрелец из пещеры, оглянулся назад: никого нет. Он спрашивает:
— Смат-разум, ты шдесь?
То есть, наоборот, спрашивает:
— Шмат-разум, ты здесь?
— Здесь! Не бойся, я от тебя не отстану.
Сел стрелец на лягушку, лягушка надулась и прыг через огненную реку.
Посадил стрелец её в банку с молоком и отправился в обратный путь.
Долго, долго он шёл. Никаких припасов у него с собой не было. Молоко лягушачье из банки не очень попьёшь. А лягушек да устриц всяких русский люд тогда не ел.
Так как же шёл Федот без припасов?
Да очень просто.
Люди тогда беднее были, но добрее и путников всегда хлебом-солью угощали. Вот он и держался. Пришёл стрелец к тёще и говорит:
— Шмат-разум, угости-ка моих родственниц, да как следует.
Шмат-разум так их употчевал, что старуха от выпивки чуть плясать не пошла, а лягушке за верную службу назначила пожизненную пенсию — ежедневную банку молока.
Шмат-разум и сам угулялся насмерть, в помойку упал. Самого не видно, а голос слыхать. (Оттуда и пошло выражение: «Голос из помойки».) Больше ему Федот-стрелец так много выпить не позволял.
Наконец стрелец распрощался с тёщею, с дочками её и в обратный путь отправился. А что же дома происходило?
Царь Афронт от злости весь высох. Никак не мог он понять — куда красавица Глафира исчезла. Засаду около её дома целый год держал, и всё попусту. А комендант Власьев его так научил:
