Самое же важное в коллективных текстах — высказывание о значении перевода книг на современный, общепонятный язык, чего нет в статье Смотрицкого.
Статьи коллективных авторов вдохновенно прославляют язык славянских народов, считают его знаменитейшим, красивейшим, связнейшим, утонченным, лучшим из языков мира. Вместе с тем, они отмечают, что старославянский язык, на котором до сих пор издаются книги, стал малопонятен для простого народа. Вот почему следует писать и выпускать книги на обиходном языке, что и сделано в данном случае. Ярко и образно пишут авторы об этом:
«Переложением на язык наш простый Русский» славянский язык «якобы с мертвых воскрешен». Издание на нем книг и распространение их «на все широкий славного и старожитного народу Российского краины» послужит к пользе и расширению славы и могущества народа русского.
Пройдет полтора века, и М. В. Ломоносов выразит ту же мысль, но еще более ярко. А позднее скажут о величии русского языка А. С. Пушкин и И. С. Тургенев.
И еще несколько строк о посвящениях и предисловиях. Пример с «Евангелием учительным» 1616 г. не единичен. Напечатанная во Львове в 1642 г. «Триодь цветная» частично посвящена Петру Могиле, частично — Мефодию Адаму Киселю. Киевское «Евангелие учительное» 1637 г. вышло с отдельными посвящениями Федору Проскуре Сущанскому и Б. Стеткевичу.
За каждым таким посвящением кроется своя загадка. Они писались и помещались неспроста. У издателей и типографов на то были веские соображения: отблагодарить мецената, покровительствовавшего изданию, или прикрыться именем важного лица и могущественного вельможи как своеобразным щитом и обеспечить распространение книги, в какой-то мере оградить ее от преследования властей. Последний мотив являлся руководящим для изданий братств, боровшихся против унии с католицизмом.
Выпуск в свет сочинения Каллиста, переведенного на язык, понятный русскому, украинскому и белорусскому читателю, сам по себе являлся политической демонстрацией против польских королевских властей и католической церкви. А тут еще открытое прославление «славного и старожитного народа Российского» и его языка. Чтобы открыть такой книге доступ к читателю, братчики и прибегнули к покровительству пяти знатных фамилий.
Подобными же соображениями руководствовался Стефан Зизаний, посвящая свое «Казанье» 1596 г., разоблачающее католицизм и попытки введения унии, князю Константину Острожскому. Противник Зизания иезуит Петр Скарга посвящает свое сочинение «О единении церквей» 1677 г. тому же Острожскому, исходя из иного мотива: с помощью авторитета Острожского, как защитника православия, он думал продвинуть сочинение, пропагандирующее унию, в среду православных читателей. В данном случае посвящение должно было сыграть роль троянского коня в покорении умов и сердец некатоликов.
