Чавал это не на шутку напугало. Они бросились наутек, но лошадь, которую они пытались вести, как и прежде, совсем не собиралась так просто расставаться со свободой. Один чавал убежал далеко вперед, но, обернувшись, заметил, что второй никак не может справиться с конем, и поспешил на выручку.
— Стоять, говорю! — рявкнул Джаг на ходу, — а не то порублю как репу!
Глядя, как расстояние между ними сокращается, чавал с конем начал громко и отчаянно звать своего напарника. Тот, в ответ, тоже стал громко и истерично уговаривать его бросить добычу и спасаться.
Когда Джагу оставалось до чавала всего несколько шагов, и пора было решать, рубить ли его сразу мечом, или сначала угостить кулаком, чавал, наконец, сдался, бросил узды и что было сил рванул прочь.
Джаг почти сразу подхватил брошенную узду. Глядя вслед удирающим чавалам, Джаг сплюнул вязкую с похмелья слюну и постоял, чтобы продышаться. Бег после вчерашних возлияний здоровье ничуть не укреплял, но настроение заметно улучшилось.
Конечно, думал Джаг, в этой ситуации я ничуть не лучше этих парней. Ведь я не собираюсь эту лошадь возвращать хозяину. Но ведь далеко не всегда все выходит по справедливости. К тому же, мне кобыла выгоды не принесет, долго я ей пользоваться не буду. На корабле она мне не понадобится.
С почти-что чистой совестью Джаг запрыгнул на кобылу. Без седла неудобно, но сейчас не до того. Надо только немного потерпеть. А как доберусь до судна, там отосплюсь как следует.
* * *
Проезжая верхом по петляющих улочкам города, Джаг все отчетливее ощущал присутствие некоего довлеющего ощущения. Чем ближе он подбирался к дому, тем тяжелее становилось на душе. Странная тоска, пробужденная чем-то глубоко внутри, незримым органом чувств, который уже знает кое-что ужасное, но еще не может донести это до сознания. Но что-то ужасное было совершенно точно.
Очень медленно воспоминания о вчерашнем дне возвращались к Джагу размазанными, неразборчивыми обрывками, и чем дальше, тем сказочнее все выглядело. Джаг помнил большой банкет с музыкой и танцами, множество людей в офицерских мундирах — натертые до блеска бляхи ремней, золотые эполеты; наряженных в объемистые платья женщин с массивными прическами и обвешанных блестящими украшениями.
Это абсолютно не вязалось с пробуждением в дровнике, в деревне где-то далеко за городом. Однако, Джаг видел на себе парадный мундир, одеяние как раз для званого банкета. Немного, правда, поистрепавшийся.
