Но «за неимением гербовой, пишут на простой» – истина известная, и не Якову ее опровергать.
Они – на этот раз вдвоем – еще раз сходили в его комнату. Взяли там ростовой и кавалерийский луки, колчаны со стрелами – сколько их всего было, – тетивы, рыбачью снасть, топорик-валашку, старый егерский сидор и вещмешок гвардейских пластунов. Последними из-под пола были извлечены кожаный мешочек с «дверной пылью» и связка самодельных восковых свечей. И то и другое Яков сделал сам двадцать лет назад, едва не решившись на путешествие, но передумав в самый последний момент. «Пыль» была дорогущей штукой – на ее изготовление ушло три карата мелких архангельских алмазов и десять граммов червонного золота, не говоря уже о речном жемчуге с Колы, тиманских агатах, кварце с Лавозера и розоватых аметистах откуда-то с Хибин, которые он тоже сам собирал. Не менее сложным делом оказалось изготовить свечи из воска, смешанного с тремя разными маслами и пятью высушенными в пыль растениями. По идее, ни то ни другое за двадцать лет испортиться не могло, и Яков надеялся, что так оно и есть.
– Ты… – Альв была явно обеспокоена всеми этими сборами. – Ты уверен, что знаешь, что делаешь?
– Одно из двух… – ответил ей Яков, складывая сумки, в которые надо было еще добавить аптечку, белье и чистые тряпицы, на которые пошла новая простыня. Там, куда они шли, с хлопковой тканью дела обстояли не так чтобы хорошо.
– Одно из двух, – повторил он, – или выйдет, или нет. Если не получится, мы ничего не теряем. Разденемся и займемся любовью. Но если получится, нам предстоит долгая и нелегкая дорога, так что ничего лишним не будет.
Говоря это, он начал сооружать две скатки: одну из егерской плащ-палатки и шерстяного одеяла и вторую – из рыбачьего балахона и еще одного шерстяного одеяла.
– Ну что ж, вроде бы ничего не забыл, – огляделся Яков. – Пошли тогда.
Они подняли мешки, скатки и оружие и спустились в подвал по черной лестнице. Здесь Яков зажег пару керосиновых ламп и, пока Альв упаковывала продукты, прошелся по подвалу и погребу, систематически закрывая все двери изнутри. Выполнив оборонительные мероприятия, Яков вернулся к Альв и приступил к главному. Ему предстояло изобразить с помощью мела и «дверной пыли» сложный рисунок «врат». Делал он это по памяти, но в детстве и юности Яков так много раз думал о том, чтобы открыть «дверь», что рисунок, казалось, навечно запечатлелся в его памяти.
– Возводишь «дверь»? – Голос Альв звучал неуверенно.
