Господи, если я покажу его в качестве своего мужчины, меня перестанут сватать за фонарные столбы минимум на год!
— Что у тебя с лицом? — ворчит Марик, снова безуспешно пытаясь оттереть грязь со щеки.
Я мысленно собираюсь с силами — и начинаю истошно реветь. Как никогда сильно.
У него нет никаких шансов, кроме как сказать «да» на любую мою просьбу, потому что в искусстве закатывать театральные истерики мне нет равных. Эх, Голливуд, ты потерял великую актрису!
Конечно, мое представление вызывает совершенно предсказуемую реакцию. Даже не нужно выходить из роли, чтобы «просмотреть» все стадии в своей голове. Потому что все как по накатанной.
Сначала Марик просто в шоке и искренне не понимает, почему его почти невинная угроза превратила Синего Чулка в Море горючих слез. Пытается повторить ситуацию в своем воображении, ищет проколы, а когда не находит ни одного — наступает вторая стадия: ступор. Я реву, он смотрит и пытается достать из кармана носовой платок, которого у него по жизни никогда не было. Понимает, что просчитался, бормочет что-то вроде: «Да что случилось-то?» и даже пытается забрать собственное пальто, сейчас списывая на кусок дорогой шерсти весь мой «спектакль». Но я отыгрываю до конца, цепляюсь в несчастную грязную вещь, словно коршун, и выдаю новую порцию слез.
Тогда у Марика начинается третья стадия, моя любимая: «Сделаю все, что хочешь, только перестань делать вот это!» Сейчас главное не остановиться и дожать, чтобы довести клиента до нужной кондиции отчаяния.
Вот когда он, окончательно обалдев, начинает пытаться перекричать мою «истерику» громким матом, я понимаю, что время пришло. Потому что когда один орет, а другой слушает — это почти диалог, а когда орут оба — это уж стационар известного заведения.
— У моего отца… юбилей… — Я судорожно всхлипываю, и даже жаль, что в эту минуту не могу сама себя вызвать на бис, так чертовски хорошо вошла в роль. — И там… будут… эти ужасные мужчины!
Марик собирается с мыслями, откуда-то все-таки достает упаковку бумажных салфеток, и я вытаскиваю сразу несколько, чтобы промокнуть глаза и энергично вытереть щеки.
Хорошо, что я без макияжа, а то бы превратилась в панду, а не в милую огорченную черствым чурбаном девушку.
— О каких мужчинах речь? — спрашивает Бабник.
Я выразительно сморкаюсь в салфетку, хоть на самом деле просто прячу за бумажным клочком триумфальную улыбку: все же мужчины так примитивны, особенно если хорошо изучить их психологию и повадки. А у меня была целая куча возможностей с примерами и даже целыми подходящими для наблюдений экспонатами. Все благодаря огромному количеству подруг и знакомых, с которыми я, как любая нормальная девушка моих лет, люблю проводить время и потрещать за вкусным коктейлем.
