Поэтому я делаю в точности наоборот: буквально расплющиваю Моль всем корпусом по стенке кабинки. Тараню всеми своими мышцами, над которыми убиваюсь в спортзале, подавляю волю улыбкой, от которой женские ноги просто рефлекторно раздвигаются до ста восьмидесяти градусов, и хриплым шепотом уточняю:
— Точно надо отодвинуться, Молька? А то я бы хотел, исключительно в целях конспирации, отрепетировать… глубину нашего знакомства.
Моль втягивает голову еще глубже, но на этот раз я успеваю поймать подбородок двумя пальцами и задрать его до нашего взгляда глаза в глаза. Вот сейчас, через миг, она просто поплывет. Никаких шансов, что с ней не сработает то, что безотказно действует даже на избалованных мужским вниманием женщин. Сейчас дерзкий Синий чулок узнает, чего стоит ее попытки корчить недо…
Ее взгляд в самом деле меняется.
Только вместо ожидаемого взгляда в ареоле радужных сердечек, я напарываюсь на полное, кристально чистое безразличие. Точно так же она могла бы смотреть на скучный пейзаж или нудное кино. Причем, сквозь меня.
— Вся глубина нашего знакомства закончится через пятнадцать минут, — спокойно говорит Моль. Так же спокойно высвобождает подбородок из моих разжатых пальцев и проходит в разъехавшиеся двери лифта. — Кстати, забыла напомнить — меня зовут Вера. И в присутствии моих родителей меня нужно называть только так. Или придется все свести к нашим забавным прозвищам, которые есть у всех парочек, и называть тебя… козликом или барашком.
— Вера, — тупо повторяю я, на хрен свергнутый с трона своей неотразимости. — Вера.
Она снисходительно качает головой, делает три шага ко мне, берет под руку и со словами «Расслабься, больно только в первый раз» нажимает кнопку дверного звонка.
Я — Марик Червинский, мне тридцать четыре года, и минуту назад невзрачная Серая моль нанесла непоправимый ущерб моим яйцам.
Нам открывает женщина в красивом голубом платье: видно, что она уже не молода, но при этом и прическа, и макияж и сам наряд соответствуют всем модным веяниям. Я бы сказал, что передо мной классическая молодящаяся дама «немножко за пятьдесят».
— Прости, что опоздала, мам, — трещоткой говорит Моль, и быстро подтаскивает меня к себе, хоть я вроде и не собирался сбегать. — У Марика в последний момент оказалась срочная работа и нам пришлось заезжать подписывать очень важные документы.
— Верочка… — Челюсть матери «моей девушки» падает на пол.
«Верочка» бойко встаскивает меня через порог, где меня мгновенно берут в осаду не меньше десятка женщин: молодых и не очень, и даже пара сморщенных, как курага, бабулек. И все просто смотрят и молчат, молчат и смотрят, пока «Верочка» позирует со мной, сияя от счастья, словно я — трофей Самой Главной Умнице. Честно, у меня даже нет желания открывать рот и здороваться, но видимо придется, потому что одна из бабулек распихивает толпу руками, прорывается вперед и с прищуром спрашивает:
