То, что началось как джига, перешло в хоровод, сменившийся сбивчивым вальсом. Моя депрессия пропала. Глядя на Миранду, согнувшуюся в три погибели, чтобы быть вровень с четырехлетним ребенком, я снова почувствовал, как ее люблю. Когда Марк взвизгивал от удовольствия, она отвечала ему таким же визгом. Когда же она что-то пела тонким голосом, он пытался подпевать. А я смотрел на них и хлопал, но не мог не думать об Адаме. Робот сидел совершенно неподвижно, с отсутствующим видом, глядя в сторону танцующих, но сквозь них. Настала его очередь почувствовать себя лишним. Миранда увела у него мальчика. Должно быть, он понял, что так она наказывала его за болтливость. Судебное обвинение? Я должен был узнать об этом больше.
Марк неотрывно смотрел в лицо Миранде. Он был в трансе. Теперь Миранда подхватила его на руки и стала пританцовывать по кухне, напевая детскую песенку про кота-мурлыку. А я задумался, был ли Адам в состоянии понять радость танца, этих движений без всякого смысла, кроме удовольствия, и еще мне хотелось думать, что Миранда намеренно показывала ему нечто такое, что ему недоступно. Но, возможно, она заблуждалась. Адам мог имитировать эмоции и реагировать на них, и было похоже, что размышления доставляли ему удовольствие. Он также мог что-то знать о бессмысленной красоте искусства. Миранда поставила Марка на пол, взялась с ним за руки крест-накрест, и они стали медленно кружиться, совершая плавные, волнистые движения. К восторгу Марка Миранда запела: «Если ты пойдешь сегодня в лес, тебя, конечно, ждет большой сюрприз»[29]…
Через несколько часов я обнаружу, что во время этого кухонного буйства Адам связался с органами опеки. У него имелись основания для такого поступка, но следовало сообщить об этом нам. Так что после танцев и яблочного сока со льдом в саду, после того, как выстиранная одежда Марка была выглажена и надета, а розовые сандалии – отчищенные, вымытые и высушенные – красовались на его лапках с подстриженными ноготками, после перекуса яичницей и детских шуток-прибауток раздался звонок в дверь.
Две азиатки в черных платках – они вполне могли быть матерью и дочерью – из службы опеки извинились за беспокойство, вошли и предъявили права на Марка. Они выслушали мой рассказ о стычке с его родителями на детской площадке и осмотрели мою визитку с надписью черным маркером. Они были знакомы с этой семейкой и попросили отдать им визитку. Они сказали, что не собираются возвращать Марка матери, по крайней мере, не раньше, чем будет проведена всесторонняя оценка ситуации и вынесено судебное решение. Они вели себя по-доброму. Старшая женщина, которую звали Жасмин, во время разговора гладила Марка по голове. Все это время Адам молча и неподвижно сидел за столом. Периодически я на него поглядывал. Женщинам было известно, кто это, и они переглянулись со значением. Но мы с Мирандой были не в настроении знакомить их.
