– Собирается ли он рассказать об этом людям? – сказала она. – Вот что важно.
– Он рассказал только мне.
У нее в руке была чайная ложка. Она постоянно вертела ее, крутила между пальцами, перекладывала в другую руку, опять крутила и перекладывала назад. Она делала это машинально, и мне было неприятно видеть ее такой. Насколько все было бы проще, если бы я ее не любил. Тогда бы я мог полностью отдаться решению ее проблемы, а не думать о том, как обернуть все в свою пользу. Мне нужно было узнать, что произошло в суде, чтобы потом понять Миранду, обнять, поддержать и простить – все что угодно. Личный интерес под видом заботы. Но я действительно заботился о ней.
Мой фальшивый голос сипло прозвучал у меня в ушах:
– Я не знаю, каковы твои мотивы.
Она вернулась к столу и тяжело опустилась на стул. Не догадавшись откашляться, сказала:
– Никто не знает.
И взглянула мне в глаза. В ее взгляде не было ни намека на сожаление или просьбу. Только упорное своеволие.
– Ты можешь мне рассказать, – сказал я ласково.
– Ты знаешь достаточно.
– Походы в мечеть как-то с этим связаны?
Она взглянула на меня с жалостью и вяло покачала головой.
– Адам пересказал мне заключительную речь судьи, – соврал я, вспомнив, что он назвал ее лгуньей. Злонамеренной.
Она сидела, прижав пальцы ко рту, поставив локти на стол, и смотрела в окно.
– Ты можешь доверять мне, – сморозил я.
Она наконец прочистила глотку и проговорила:
– Это все неправда.
– Я понимаю.
– О боже, – снова сказала она. – Ну почему Адам рассказал это тебе?
– Я не знаю. Но я знаю, что ты все время думаешь об этом. Я хочу тебе помочь.
Я не сомневался, что после этих слов мы возьмемся за руки, и она мне все расскажет. Но я просчитался.
– Ты что, не понимаешь? – сказала она жестко. – Он пока еще в тюрьме.
– Да.
– Еще три месяца. А потом он выйдет.
– Да.
– И как ты собираешься мне помочь?!
– Я сделаю все, что смогу.
Она вздохнула и спросила тихо:
– Знаешь что?
Я молчал.
– Я тебя ненавижу.
– Миранда. Ладно тебе.
– Я не хочу, чтобы ты или твой особый друг знали обо мне это.
Я взял ее за руку, но она вырвалась.
– Я все понимаю, – сказал я. – Но что бы я ни узнал, это не меняет моих чувств к тебе. Я на твоей стороне.
Она вскочила из-за стола.
– Это меняет мои чувства. Это отвратительно. Отвратительно, что ты знаешь это обо мне.
– Для меня не отвратительно.
– Для меня не отвратительно.
Она передразнила меня в дебильной манере, подчеркивая мое жалкое притворство. Теперь она смотрела на меня по-другому. Она собиралась сказать что-то еще. Но в этот момент Адам открыл глаза. Должно быть, она включила его незаметно от меня.
