— А-а-а… — понимающе протянула Танька. — А еще раньше чем занимались?
— Писала прозу. И работала на заводе, в отделе контроля качества, — эта странная дама держала чашку, также оттопырив мизинец.
«А если бы я тогда отрубила другие пальцы? Что сейчас при мне оттопыривалось бы? — думала Танька.
Что за чушь у тебя в голове? Не можешь о вкусном?!
Могу. Давай его есть!
Палец?! — ужаснулось Второе Я.
И тут чушь перетекла в другое полушарие… — она вздохнула. — Пирожное!»
— А вы могли бы прочесть что-то из последних творений? — польстила новой приятельнице Танька, при этом обидно откусывая кусочек профитроля. — Вы в каком стиле творите? — поинтересовалась запоздало.
— Я пишу хайку. Вам знакомо?
— Это где природа и жизнь? С кирэдзи[10], 12:5?
— Настоящий художник не признает чьих-то требований! Каждый вправе творить так, как считает нужным! — от обиды шоколад в чашке Манник почти расплескался.
— Вы правы. Я не хотела навязывать свое мнение, простите, — смутилась Танька. Даже такое насилие она считала недопустимым.
— Вы очень учтивы. Позвольте подарить вам вот это творение:
Веселые имена у играющих тучек — Фифа и Фафа!
Радость сменяется восторгом!
Но детство — излечимая болезнь.
— Спасибо, красиво очень, — засмеялась Танька. — А …?
— О! Пожалуйста:
Лекарства в шкатулке слоновой кости,
Пригоршня таблеток в кармане.
У каждого возраста своя бижутерия…
А вот еще:
Пыльные тома на полках.
Что за причуда ‒
Хранить трупы былой услады?
Или так:
Клонятся к закату стрелки часов,
Спешат за Солнцем.
Отстаньте, глупые!
Печально, конечно, но так я вижу. Прошу:
Туча забот накрыла облако мечты,
За утренним чаем подают завтрашнее молоко.
Вот и будущее уже наступило.
— А есть о любви? — Танька чувствовала приближение запаха нафталина.
— Разумеется!
Старый носок — все, что осталось от любимого:
Он слишком спешил на войну.
Кто вспомнит о тебе, Рыцарь?
Ну, какая любовь — такие и стихи, — смущенно оправдывалась Манник. — А вот философское есть:
Поле боя сложили пополам,
Солдаты похоронены внутри.
Стратеги устали. Сыграна партия.
— А вы, Танечка, — немного помолчав, продолжила уже прозой, — не пробовали себя в этом жанре творчества? — удовлетворенная вниманием, старушка прихлебывала все еще приятный шоколад.
— Пока — нет, — ответила, облизываясь. — Но могу попытаться.
Танька зачем-то кашлянула и серьезно продекламировала:
— Спокойствие гречневой каши,
Тихо лежащей на дне неглубокой кастрюли.
Забытая и засохшая. Судьба.
* * *
— Она еще и стихи пишет? — вытянулся вместе с лицом техник.
