Жалости к собственной персоне он не терпел. И вот теперь мысленно клял себя за то, что ввязался в этот никому не нужный спор. Доказать ничего не доказал, да им и не докажешь, просто незачем доказывать.
В дальнем конце поселка, над школой, висели облака и сверкали в лучах солнца ослепительной белизной. Облака располагались слоями друг над другом и до удивления были похожи на крутой разлом пласта фантастически белого антрацита. Слои растягивались, расползались вширь, хрустальный уголь крошился, на нем появлялись голубые трещины. В местах этих изломов и над ними клубилась серебристая пыль, но не оседала вниз, на белый пласт, а легкой дымкой таяла в небе. Облако делалось все тоньше и длиннее и походило уже на гигантский меч.
Справа, из-за терриконов соседней шахты, огромной ватной горой, беспорядочно клубясь, катилась сизая туча. Было непонятно, откуда она взялась и какая сила гонит ее, взлохмаченную, злую, навстречу этой — тихой и чистой. Еще минута — и они обнимутся, схлестнутся, смешаются и закружатся в донецкой выси, то ли в радостном танце, то ли в мучительной схватке.
Тропинин увидел это одним взглядом, и все его существо наполнилось смешанным чувством удивления и восхищения. Открылось вдруг что-то новое, непонятное, будто спал он до этого момента и ничего не видел вокруг себя, не чувствовал, а теперь его разбудили и показали такое, что объяснило ему весь смысл рождения и бытия на этой земле.
«Вот в чем смысл жизни…» — размеренно гудело вверху, в синем бездонном небе, и Витька напряженно вслушивался в этот гул и все пытался угадать, где он, в чем этот смысл.
— Смотри, Вад, — Витька вцепился в его руку и остановился. — Что делается-то…
— Где? — не сразу понял тот.
Клубящаяся гора, кружась, накренилась, будто наткнулась на что-то твердое, тяжко осела одним боком на острие меча, застопорилась, и тогда белоснежное лезвие вонзилось в сизую вату, скрылось наполовину, потом вздрогнуло и, влекомое мутной круговертью, разломилось пополам, осыпая искрящимися брызгами и разбойную тучу, и небо вокруг себя. Искры же погасли в сизой пучине, будто костер, щедро залитый водой. Туча замедлила бег, словно пережевывала своей серой мутью хрустальный пласт и, растворяя в себе его сияющую белизну, медленно поплыла вдаль, за поселок, удовлетворенно клубясь горбатыми глыбами.
Вслед за первым облаком из-за горизонта показалась целая гряда других. Все они были темными, наливались свинцовой тяжестью, плыли навстречу солнцу, и Виктор с сожалением подумал, что, наверное, к полудню они закроют все небо, а к началу их смены пойдет дождь. Потом их будет много — нудных, холодных дождей, но этот явится первым, и, наверное, не таким уж нудным, и наверняка не холодным, и напомнит тот, благостный, еще не летний, но уже и не весенний, напомнит весну во всех ее запахах и цветении, но он, Витька, вряд ли испытает такое ощущение сегодня, потому что в это время будет глубоко под землей, в шахте.
