Я так, честно говоря, даже затосковал и два раза в пивной крепко выпил, хотя мне, как кимовцу это вовсе и не пристало. Но тут меня в участковые назначили, с месяц я никуда ни ходить, ни ездить не имел никакой возможности: дел много, да и Октябрьские праздники на носу. А уж в праздники у нас дел, против обычных выходных – всемеро! Но какие бы дела ни были, что ни прикажут, а у меня перед глазами все одна она стоит. Груша. И ведь понимаю, что мне, как сознательному члену Молодежного Интернационала, не положено бы так-то вот разрюмиться, а ничего с собой сделать не в силах. До смешного дошло: на собрании в помощь японской коммунистической молодежи выступающий спрашивает: цветок какого дерева символом у японских кимовцев содержится? И на меня так внимательно смотрит. А я хоть и знал, что это вишня ихняя, сакура которая, а возьми да ляпни: «Груша». Смеху было – не сказать. Как еще в нашей зале потолок не осыпался?
Но только все одно: рано ли, поздно ли, а делам завсегда конец бывает, и случился у меня натуральный отпуск. Раздышался я, да постановил сам себе: все, дорогой товарищ Козельцов, завтра же с самого утра езжай-ка ты в Тутаев, да найди-ка там Грушу Плотникову. И спроси у нее серьезно так: что она себе думает в вопросах любви, брака и общественно-политически верной совместной жизни? А не то, ты, товарищ Козельцов совсем в дурачка превратишься.
Сказал так себе, да и поехал в Тутаев. И – здравствуйте, я ваша тетя: тут же почти встречаю Грушу на базаре. Только теперь она одета по моде, прямо заправская горожанка: пальтецо у нее новенькое, на голове беретка пунцовая, ботики на меху. Ходит по базару, съестное выбирает.
Подошел я, интересуюсь: не вы ли, гражданочка, будете Груша Плотникова? А она меня увидела – покраснела вся, и отвечает:
- Именно я. А не вы ли будете Вася Козельцов?
Имя мое запомнила. Я как это услышал – прямо словно взлететь готов. Но взлетать не стал, а только взял ее за руку. И начал с ней вежливый разговор: как живется, да не забижают ли хозяева. И тут она мне такое рассказала – я даже не верил сперва. Хозяева ее оказались люди совершенно удивительные: за прислугу ее вовсе не считают, а живет она с ними, ровно одному – дочь, а другому – сестра родная. Я интересуюсь: сестра ли? А она вспыхнула, да как принялась меня честить – на силу ее успокоил. Оказывается, нет ни у отца, ни у сына к ней любовного интересу. А вот, однако ж, дрова ей колоть не разрешают, воду сами в дом таскают, приодели её, в театр, в музей, в кино водят. Говорят, что не правильно это, если у них домашняя хозяйка плохо одета да совсем не образована. Это, говорят, позор для них большой.
