Патрик Винтер: Да. Через двадцать минут после того, как мы оказались запертыми. Она думала, что спасла нам жизнь. Я щедро вознаградил ее и попросил ничего Линде не говорить. Тем более что с малышом ничего не случилось – он снова ревел как резаный. Зачем же было расстраивать Линду и вселять в нее кошмары? Конечно, я обещал заменить старую дверь сауны, что и сделал. Теперь в запертом состоянии ее держит только магнит.
Прокурор: И все это было написано в деле, которое вы взяли с собой с работы домой и открыли вечером 20 июля?
Патрик Винтер: Да. В нем содержалось подробное описание моей неудавшейся попытки убийства.
Прокурор: И что вы подумали, читая это?
Патрик Винтер: Я был в шоке.
Прокурор: Когда вы читали этот документ, у вас возникло желание его съесть?»
Дочитав до этого места, Тилль чуть было не ухмыльнулся. Настолько неуклюжей казалась попытка прокурора проверить, не является ли обвиняемый симулянтом. Как-то раз в журнале «Шпигель» ему довелось прочитать статью о том, как психиатры разоблачают мошенников. В ней говорилось, что люди, притворяясь сумасшедшими, обычно склонны признавать свои странности. На месте Патрика Винтера они непременно воскликнули бы: «Конечно, я хотел съесть этот документ! И лучше всего с кетчупом!» А вот по-настоящему больные психи не стали бы выказывать какие-либо дополнительные симптомы или особенности в поведении.
Вот и получалось, что Патрик Винтер либо был знаком с таким приемом, либо на самом деле страдал психическим расстройством. Во всяком случае, именно к такому выводу подталкивало дальнейшее чтение текста протокола:
«Патрик Винтер: Зачем мне было есть этот документ?
Прокурор: А что вы захотели предпринять, прочитав его? Патрик Винтер: То, что он мне приказал.
Прокурор: Документ что-то приказал вам?
Патрик Винтер: Да. На последней странице. Там имелась подробная инструкция.
Прокурор: И что было написано в этой инструкции?»
В этом месте у Тилля задергался глаз, а во рту пересохло, поскольку в протоколе было записано следующее:
«Патрик Винтер: В ней содержались указания о том, каким образом я могу убить своего сына Йонаса. Но на этот раз так, чтобы никто не смог мне помешать. Чтобы все получилось».
– Сколько? – не отрываясь от листа бумаги, спросил Тилль.
Его поведение напоминало действия маленького ребенка, который держит руки перед лицом в надежде сделаться невидимым для окружающих. Между тем Армин, усевшийся на свою кровать, пока Беркхофф читал, по-видимому, решил дать ему отсрочку от экзекуции. Во всяком случае, он не нанес удара, а только переспросил:
