Расколотый меч | страница 17



Я не до конца, но все же была готова. По опыту знала, что пытаться блокировать Олеандра бесполезно, он просачивается под любые блоки, поэтому осталось применить самое страшное оружие против враждебного проникновения в мысли.

Женский мысленный поток.

То есть, в одно время думать ни о чем и обо всем сразу, но преимущественно — о косметике и женских передачах, а как фон ко всему этому можно пустить хотя бы строчку из «Винни-Пуха»: «В голове моей опилки, да-да-да!»

Игнатский, который после первого призыва и взялся меня обучать этой методике, грустно улыбнулся издали. Увидел, как у меня остекленели глаза. Грушняк тоже это заметил и проницательно нахмурился.

Нет, мне нечего было скрывать. В конце концов, мы действительно не знали, почему нас призывают так часто и всех вместе. Но когда в твоих мыслях роется кто-то посторонний — хочется сделать так, чтобы у него как минимум пропала охота лезть туда вторично.

— Ты, кажется, считаешь себя светлой? — процедил Олеандр, возвращаясь из странствий по моим мыслям. — Я бы на твоем месте перевелся как минимум к нам.

Каждый раз, когда я обеспечивала ему головную боль, он пытался подколоть меня тем, что меня после Дружины заедает гордыня, а значит — свет убывает во мне с каждым днем.

— Меня поддерживает вода, — напомнила я на всякий случай.

— Скорее, воды. Коцита, — тут Олеандр одновременно блеснул эрудицией и напомнил мне самую первую миссию в мифологическую Грецию.

Но неотмщенной я не осталась, поскольку следующей жертвой телепата оказался Веслав. А алхимик просто не умел быть жертвой.

Какое-то время Олеандр просто на него смотрел. Потом закрыл глаза и сжал кулаки. Потом напрягся. Потом тряхнул головой и медленно начал краснеть с натуги. Веслав наблюдал этот процесс со злорадным интересом.

Ментальник открыл глаза, когда цвет его лица достиг уровня «опасный багровый». Он был так растерян, что к своим товарищам начал обращаться вслух:

— Глухо…

Побабко и Грушняк переглянулись и тоже закрыли глаза. Издалека на эту картину — три телепата в мысленной нирване — одинаково злорадно скалились светлый Игнатский и темная Макаренко.

— Ну, вы б еще открывалку принесли, поковыряли бы мне в черепе, — буркнул Веслав, когда ему надоело испытывать степень отсутствия у этих троих мышления как такового. — Авось, оно бы легче пошло.

Попабко открыл глаза. Вид у него был пристыженный.

— Вы — Веслав Чумной? — догадался он. — Алхимик?

— Нет. Торгую семенами и парфюмерией, — Веслав сердито тряхнул своим многокарманным пальто.