Министр обороны Лопес. Нам незачем оглядываться на янки, Энрике! Мы суверенное государство. Я еще более ужесточил бы ряд аспектов правительственной программы и, может быть, коснулся вопроса о национализации тех земель, которые были захвачены янки...
Директор радио и телевидения. Я, наверное, сейчас буду выглядеть довольно глупо, но я не могу согласиться с проектом Мигеля... Он слишком прагматичен... "Дело, дело, дело..." Это не программа, а погонялка какая-то... Я стану голосовать против... Наши люди только-только получили высший дар - свободу... Они наконец могут открыто и без страха говорить и думать, собираться на митинги...
Санчес. И треть рабочего времени сотрясают воздух словесами, красиво говорят о свободе и угрозе империализма...
Министр обороны Лопес. Но она же существует...
Санчес. Да. Но свободу нужно защищать не словом, а делом; время болтовни кончилось... И не вчера, а, по крайней мере, полгода назад... Править - не значит заигрывать; править - значит планировать возможности.
Директор радио и телевидения. Я не перебивал тебя, Мигель.
Санчес. Прости.
Директор радио и телевидения. Понимаешь, тот престиж у народа, который получило правительство, свергнув кровавую диктатуру и даровав свободу, может оказаться поколебленным... Нам станет трудно работать... Если мы введем те меры, какие ты предлагаешь, нам наверняка припомнят фразу, что, мол, революция - это когда галерка меняется местами с партером, а на сцене продолжается все тот же старый фарс...
Министр здравоохранения. Увы, Мигель, это правда, припомнят.
Директор радио и телевидения. Если кабинет примет проект, мне не останется ничего другого, как уйти в отставку, я не смогу организовать сколько-нибудь действенную пропаганду в поддержку твоему новому курсу, жесткому курсу...
Санчес. В чем ты видишь его жесткость? В том, что мы будем требовать работы? Хорошо - с полученных прибылей - за нее платить? И карать, да, беспощадно карать всех тех, кто болтает и по три часа дрыхнет после обеда?
Директор радио и телевидения. Мигель, прости, но ты рос в гасиенде и катался, мальчишкой еще, на автомобиле... А я рожден в бидонвиле... Я был оборвышем, Мигель, нищим оборвышем... Я помню, как люди, таясь, говорили по ночам... А теперь они получили право говорить днем, громко, без страха...
Санчес. У них никто не забирает этого права... Но его заберут, силой заберут, если мы превратимся в республику свободных болтунов! Больницы для народа строит сам народ и школы тоже, и дороги, и отели, и библиотеки... То, что ты говоришь, демагогия!
