Сане явно не хватало росточку, оттого он, наверное, и любил иногда стоять буквой «X» («икс»), расставив ноги и скрестив руки на груди. Чтобы все видели его могучую спину, широченные плечи, накачанные руки из коротких рукавов рубашки. Я улыбался. Маленькая слабость великого человека.
Только с Лехой Саня немножко суровел, порой даже хмурился — что было для него крайне нехарактерно. Как-то раз сказал Лехе:
— Я вижу, терять тебе нечего, кроме своих мозгов. Ладно, давай. Можно жить и без мозгов.
Подъем.
Я заправлял кровать. Откровенно паршиво, она была вся в буграх, как я ее ни разглаживал, ни перестилал, но она все равно оставалось бугристой. А время поджимало. Кто-нибудь, или консультант, или кто-то из постояльцев — тот же Леха, заходил проверить. И разумеется, оставался неудовлетворен. У меня опускались руки. Заработаю я себе ОЗБ.
Уборка.
Как, мать ее …, устроена эта поломоечная машина? Я и не знал, как к ней подступиться. Заглядывал Леха или кто-нибудь из девчонок, делали все за меня, показывали. А назавтра я опять забывал. Не вбить было в голову, хоть режь. Давали швабру, а я не мыл, а только размазывал грязь. У них-то как все получается? Они работали шустро, споро. И только я, старый осел, немилосердно тормозил. За меня все время что-нибудь доделывали, молча, избегая на меня смотреть. А я стоял и сгорал со стыда. Мучился беспомощностью. И томился благодарностью.
Даже Леха, готовый светить и грешнику и праведнику, стал поглядывать на меня с раздраженным недоумением. Ну как можно быть таким безруким?
Но я видел в этом смысл и решил терпеть. Ничего, мне полезно. Научусь я и кровать заправлять, и полы мыть. В этом был даже какой-то азарт.
Зарядка.
Прыгать, кое-как двигаться по команде у меня получалось. Чтобы и этого не получалось — надо быть инвалидом. На зарядке я отдыхал.
Здесь все вели «дневник чувств». Надо было записывать все чувства, посетившие тебя в течение дня, а вечером зачитать записанное перед строем. В смысле, в комнате для собраний, или как там ее. Консультанты все это комментировали. Я не расставался с ручкой и тетрадкой. Но как-то жидок я оказался по части чувств. К концу дня у меня накапливалось штук семь. А Леха сказал, что надо бы семьдесят. Сколько?! Я с ног сбивался, Марсель Пруст в гиперрежиме. Ох, будет мне ОЗБ…
Я зачитывал свои крайне неинтересные чувства и слушал такие же. Однако Лариса, например, им внимала и, неожиданно интересно прокомментировав, переводила спокойно-заинтересованный взгляд на следующего. Ее было слушать интереснее других консультантов, и уж тем более интереснее, чем «выбесило то», «нагрело это».
