Володя не замедлил появиться, я бросился на него с кулаками — и тут же оказался на полу, даже не поняв, ударил ли меня Володя или просто толкнул. Я видел, как Володя заносит ногу, — я тупо пялился на нее, ожидая удара совершенно равнодушно, — но Володя немного пооглядывался, подумал — и поставил ногу на пол. Потом, мельком глянув на меня, последовал было по назначению, но неожиданно вернулся, сделав пару шагов назад. Он нагнулся ко мне, взяв за лицо, приподняв его, обратив к себе.
— Что с тобой? — с брезгливым сочувствием поинтересовался он.
Я молчал, стремясь сохранить как можно больше достоинства. Он все с тем же выражением изучал меня.
— Ты хоть знаешь, на кого лезешь?
— Да, — твердо ответил я, как можно спокойнее и нейтральнее.
Молчание.
— Ну ты валет… — Он засмеялся, толчком отпустив мое лицо, и ушел на это раз окончательно, еще и громко зевая по дороге, и я точно знал, что это не представление для меня, меня он уже почти забыл и окончательно забудет, когда дойдет до сортира. Ему, как оказалось, было туда.
Какой, однако, снисходительный убийца… Как он, должно быть, упивается, что «помиловал» меня! Какая честь и милость. (Я совершенно не подумал, что все это происходило в стенах заведения, где не любят беспорядков.)
Я пошел в свою палату, лег на кровать и повернулся лицом к стене.
И так и лежал.
Другой день начался как ни в чем не бывало, но за обедом один все же завел (в его голосе звучало неподдельное благородное негодование):
— Ты что, вообще нюх потерял… — но тут же был оборван царственным Володей:
— Он же дурик, посмотри на него. Чего об него руки пачкать, геморроя больше, — он кивнул куда-то в сторону, как бы наружу, — ладно, стоп, проехали.
И разговор перешел на другую тему.
Все-таки под конец трапезы Володя сказал мне:
— Послушай, батя. Ты такую фигню больше не твори. Не доводи до греха.
Я смотрел в его темные, как бы сгустившиеся глаза и согласно и вдумчиво кивал, очень спокойно. За столом, кстати, никого уже не было, мы были одни.
Володя еще немного посидел, все так же глядя на меня, потом резко встал и вышел из столовой.
…До меня дошло, что я только что услышал, как коротко скрежетнул по полу стул, когда Володя резко поднялся.
Больше я Володю Володей не называл. Только Сережей.
Интересно, я неожиданно обнаружил у Володи короткие, плотные, густые брови, на которые раньше не обращал внимания; они смотрелись несколько странно, чтобы не сказать несколько нелепо на его бледноватом лице; вероятно, из-за них он всегда казался слегка принахмуренным, не вполне довольным, что в его положении было скорее преимуществом.
