Черная аллея | страница 11
— Чертовски жарко в этой Флориде, верно, малыш?
— Да ладно, приятель. Ведь сейчас как-никак лето.
Он снова запрокинул банку, отпил большой глоток, потом отер губы тыльной стороной ладони.
— Будешь придерживаться того расписания, что я для тебя составил. Самая строгая диета, ничего лишнего. Потом начнешь делать специальные упражнения, принимать соответствующие препараты. И если строго-настрого придерживаться этих предписаний, будешь жить, гарантирую. И тогда никаких «если только» не случится. Купишь себе ферму. Будешь жить тихо, как мышка, на свежем воздухе.
— Знаете, док, мне поднадоели все эти ваши нравоучения. Бесконечные и с каждым разом все зануднее. Неужели нельзя поговорить о чем-нибудь другом?
— Не хочется огорчать тебя, парень, — с кислой улыбкой заметил он. — Самое неуязвимое у тебя место — это, безусловно, психика. Никто и ничто не сможет пробить в ней брешь.
— Что-то больно много вы обо мне знаете…
— Читал.
— Где?
Он опустился на стул, подался вперед, руки сложены на коленях.
— Ты считаешься погибшим. Твой друг из департамента полиции, Патрик Чамберс, отслужил по тебе панихиду. Надо сказать, на этой церемонии было полно народу. Весьма странные собрались там скорбящие.
— По крайней мере, я никогда не оставлял своих клиентов в подвешенном состоянии, — заметил я. — В досье и папках все подчищено, все…
— Да, но твоя секретарша…
— Вельда?
— Да. Она собирается снова открыть контору.
— Что ж, у нее самой тоже есть лицензия частного сыщика. Думаю, вполне справится.
Затем вдруг мне стало плохо. Возникло странное ощущение невесомости, пустоты, в ушах зазвенело. Я чувствовал, как против собственной воли мышцы становятся дряблыми, словно я таю, уменьшаюсь… Мельком успел заметить, как док поднялся со стула. Подошел, пощупал пульс и пробурчал нечто нечленораздельное, а затем уложил меня на пол.
Я открыл глаза. Он смотрел на меня.
— Я был не прав, Майк. Оказывается, и в твоей броне можно пробить брешь.
Я закрыл глаза и лежал молча, пытаясь представить, что это за штука такая — смерть.
Паршивая штука…
Влажным прохладным полотенцем кто-то отер мне пот с лица. Еле тлеющая искорка жизни превратилась в маленький язычок пламени. И когда пламя это разгорелось, доктор спросил:
— Можешь встать?
Я моргнул один раз. Говорить было трудно.
С его помощью я оказался в сидячем положении и несколько раз глубоко втянул в грудь воздух, от чего сразу полегчало.
— Что, плохи мои дела, да, док?
— Не слишком хороши, но и не так уж плохи. Как сейчас, получше?