поможет ему отвлечься, и он уснет над первой же страницей.
Французские двери были загорожены тонкими кисейными занавесками, но луна была почти полная и давала достаточно света, чтобы отыскать трутницу, огниво и свечку. Свечка была из хорошего пчелиного воска, с чистым и ярким пламенем – и тут же приманила к себе облачко комаров, мошкары и крошечных бабочек. Он взял ее, чтобы отнести к постели, но передумал.
Что предпочтительнее – чтобы тебя грызли москиты или чтобы ты сгорел заживо? Грей размышлял над этим ровно три секунды и вернул зажженную свечку на стол. Ведь если она упадет на постель, газовая ткань вспыхнет мгновенно.
И все-таки он не хотел умирать от потери крови, выпитой москитами, и не хотел покрыться зудящими волдырями просто потому, что его слуга не любил запах медвежьего жира. Ничего, в любом случае жир не попадет на его одежду.
Он сбросил ночную рубашку и, встав на колени и виновато оглядываясь, начал рыться в своем сундуке в поисках помятой баночки с медвежьим жиром. Том был размещен где-то на чердаках или в пристройках Кингс-Хауса и почти наверняка спал крепким сном. Он ужасно страдал от морской болезни и тяжело перенес плавание.
Тропическая жара не пошла на пользу медвежьему жиру; прогорклая вонь почти заглушала подмешанную к нему перечную мяту и другие травы. Но все же, рассудил Грей, если запах отталкивал его, то уж тем более оттолкнет и москитов, и стал втирать мазь в кожу всюду, где мог достать. Несмотря на отвратительный запах, ему не было неприятно. Мазь еще сохраняла изначальный аромат, напоминавший ему о Канаде. Она напомнила ему о Маноке, который и дал ее. Намазал его этой мазью в прохладный, синий вечер на пустынном песчаном островке посреди реки Святого Лаврентия.
Закончив, он поставил баночку и потрогал свой возбудившийся член. Вряд ли ему суждено увидеться когда-нибудь с Маноке. Но он вспоминал его. Часто.
Немного позже он лежал, ровно дыша, на постели под сеткой; его сердце билось в контрапункте с эхом в его плоти. Он открыл глаза, наконец-то приятно расслабившись, голова его тоже прояснилась. В комнате было душно, и его тело покрылось потом; слуги закрыли окна, чтобы оградиться от опасного ночного воздуха. Грей слишком обмяк, чтобы встать и открыть французские двери на террасу; вот он немного полежит и встанет.
Он снова закрыл глаза – но внезапно открыл их, вскочил с кровати и протянул руку к желавшему на столе кинжалу. Слуга по имени Родриго стоял, прижавшись к двери, и на темном лице виднелись белки его глаз.
