Что-то много у меня друзей
Всякий петербуржец знает, что на стрелке васильевского острова делать абсолютно нехуй. Я за шесть почти уже лет жизни в Петербурге бывал там от силы раза два, и то потому, что автобус сломался или ещё что-нибудь. Там рядом нет никаких помещений, где жили бы живые люди, – там всё неживое: кунсткамера, зоологический музей, пушкинский дом.
И если хочется выйти оттуда к людям, нужно непременно пройти через Площадь Сахарова. На площади имени покойного академика стоит монумент, изваянный неизвестным, но гениальным армянским скульптором. Гениальность скульптора заключается в том, что Андрей Дмитриевич похож одновременно на ловца пиявок Дуремара и на собственно выловленную им пиявку. Скульптуру эту хочется похлопать по боку и сказать либо «да ничего, ничего, бывает и хуже», либо «ну что ж, каждому по делам его».
Через десять лет после окончания школы я, пересилив отвращение, с наслаждением перечитал «Мёртвые души». В прошлом году – «Преступление и наказание».
Сейчас уже думаю: а вот взять да и перечесть «Войну и мир»! А что? – вдруг она тоже не та тоскливая хуйня, которую мы проходили в школе.
Всё-таки коммунисты были дураки, что отменили преподавание в школах Закона Божьего.
Утром спросонья зашёл в кухню и прочитал на пачке, что стоит на подоконнике: ЙОБОНЫЙ КЛЕЙ.
Всем привет. Уехал в сторону Москвы.
Последний день фестиваля юмористических писателей Балтийского моря в городе Юрбаркас заканчивался моим выступлением. Было воскресенье, местным жителям было абсолютно нехуем заняться, так что на выступление пришёл весь город (десять тысяч человек).
По счастью, организаторы заранее меня предупредили, что собственной персоной я читаю только первый абзац по-русски, чтобы зрители оценили мелодический рисунок чуждой речи, а затем в дело вступит переводчик на литовский язык (рижский еврей).
Я, слегка трясясь от чувства ответственности, прочёл абзац из рассказа про айкидо и сел на лавку возле камина. Далее читал Еугенас или не помню как его там звали. Из его речи я понял только «трикратос нахуйос» (перевод, похоже, был правильный). Публика смотрела на меня прищурившись, вспоминая, где она меня уже встречала за последние три дня.
Я незаметно вышел на лужайку.
Изнутри бывшей церкви, где я только что выступал, раздавались взрывы литовского хохота (читали рассказ про влюблённых).
«Водки можно?» – спросил я у суровой блондинки за стойкой передвижной палатки и вынул из штанины два лита. Блондинка утвердительно кивнула головой и налила пятьдесят. В плазменном телевизоре по евроньюз показывали осаду школы в Беслане. «Родина», – подумал я с нежностью. Ветер носил по лужайке использованные одноразовые пакеты от гамбургеров.
