Потом, правда, все сложилось не так удачно: я выпил лишку, слишком много разговаривал про Хуй, за что Масса сделал мне замечание и теперь не хочет давать Аванс.
Для дальнейшего утверждения Жизни ходили на кладбище.
На кладбище довольно оживленно: еще не умершие люди много шутят и показывают друг другу разные смешные могилки. Сильно радуются, когда находят кого-то знакомого – ректора своего института или любимого киноартиста.
Ахматова, Курехин, Мандельштам (не тот, но тоже Эмильевич) и никому не известный Исаак Ааронович Шнеерзон лежат тихо, не пиздят. Очень приятные.
Ночью все вдруг сильно возбудились, вспомнив, как Цунский, громко чавкая, жрал лапшу-доширак, раскрошив в нее плавленый сырок, и побежали в магазин. Вокруг магазина плясали разные существа поди-целуй-меня-везде.
Я опять выпил лишку, громко называл их охлосом и показывал на них пальцами. Охлос оказался добродушным, о том, что про него говорят обидное, не догадался и ебало мне в этот раз не разбил.
Утром я пошел искать сигарет в беседку, в которой выпивали накануне, и нашел на столе синий пластилиновый хуй. sap потом рассказал, что этот хуй ему подарили две маленькие девочки в лесу.
Цикличность появления Хуя меня насторожила и, поскольку публика начала подозрительно внимательно просматривать на компьютере худ. фильм про брата-2, я сел в поезд и уехал от греха.
Подъезжая к перрону, меня окончательно расстроила очень большая светящаяся надпись ЕБЕЛЬМЕБЕЛЬ, в общем, пора в крематорий.
До свидания.
Комарово, Дом творчества писателей им. Н. Тихонова (хуй знает кто такой).
Финский журналист Тимо Лоухикари – тихий, удивительно мало пьющий, почти не говорит, поэтому приятный, с диктофоном.
Я – все время пьющий, говорю быстро, много и бессвязно, размахиваю руками, неприятный.
В комнате еще присутствуют Новиков и Водка.
Мы с Новиковым наливаем, выпиваем, морщимся.
Т и м о: Дима, что ты думаешь про русский писатель Сольженицын?
Я: Русский писатель Солженицын – такой же мудак, как русский писатель Лев Толстой, они оба всерьез вообразили, что при помощи буковок можно всех исправить, поэтому все время хватают тебя за пуговицу и ебут мозги. Поэтому я про них не думаю, потому что про них скучно думать.
Тимо молчит. Мы с Новиковым выпиваем, беседуем про то, что уже сколько можно пить, и вообще баб все меньше, никуда это не годится.
Т и м о: Дима, а кто из русских писателей ты думаешь хороший?
Я: Мы с Новиковым очень хорошие писатели. Хотя Новиков все время пишет длинную неприятную Хуйню. А я пишу короткую неприятную Хуйню. Но мы все равно никому нахуй не нужны, потому что всем нужны только плохие писатели, как акунин-пелевин. А чем лучше писатель, тем он больше никому нахуй не нужен.
