Напротив него сидела женщина в глубоко декольтированном платье, ангельской красоты и кротости.
- Я не поверил своим глазам, - рассказывал Асанов, выцеливая шар. - Это была Марьяна, видный работник эн-ка-ве-дэ, жена одного из руководителей нашего писательского Союза. Я потянулся к ней, ощутив слезы счастья на щеках; она, однако, чуть отодвинулась, но сделала это так, что я сразу не ощутил пропасть между нами... Тем не менее ласковым, доброжелательным голосом она спросила, как я себя чувствую, нет ли каких жалоб, а затем предложила объяснить - более подробно, чем в письме товарищу Сталину, - почему я считаю несправедливым происшедшее со мной.
Сбиваясь, путаясь, испытывая желание приблизиться к ней, ощутить ее тепло - ведь мы же были на "ты" раньше, - я принялся излагать свое дело, а это ужасно, когда тебе приходится оправдываться в том, в чем ты никак не повинен. Наверное, я был смешон, жалок и неубедителен.
А за окном была рассветающая Москва, и гулькающие голуби ходили по отливам окон громадного кабинета Марьяны. Я ощущал запах ее духов и горечь длинных папирос, которые она курила, сосредоточенно слушая мое бормотание. Марьяна вдруг резко поднялась, и прелесть ее точеной фигуры снова ошеломила меня, сделала арестантом, мастурбирующим на мечту, подошла ко мне, протянула папиросу и тихо, с горечью сказала:
- Послушай, Асанов, хватит нитки на хер мотать! Садись-ка лучше за стол и пиши правдивые показания, это, убеждена, спасет тебе жизнь...
Последние ее слова я слышал уже в состоянии полуобморочном, потому что начал сползать со стула на ковер.
Асанов красиво положил шар, посмотрел на меня своими постоянно смеющимися глазами, в глубине которых прочитывалась неизбывная горечь, и, намелив свой фирменный кий, купленный за четвертак у нашего маркера Николая Березина, поинтересовался:
- Не правда ли, прелюбопытнейший сюжетец, а?
Асанова вскоре выпустили. А Марьяну расстреляли - пришел Ежов, начал "подчищать" последние кадры Ягоды; расстрелыцик Васюков (официально назывался "исполнитель") с работой не справлялся, пришлось поставить дело на конвейер, убивали из пулеметов; чтобы не было слышно, во дворе заводили грузовики; шоферам велели газовать на всю "педаль" - полная гарантия тишины...
22
Необходимый комментарий
...Брежнев, пришедший в школу в 1915 году, должен был драть шапку перед портретом государя - все драли! Он же кидал в костер портрет государя - все кидали. Он учился в классах; на стенах висели портреты вождей Октября: Ленина и Троцкого; потом прибавили Зиновьева, Каменева и Сталина, затем Бухарина и Рыкова. После убрали Троцкого и добавили Калинина. Затем вынесли Зиновьева с Каменевым, но тиражировали Ворошилова. В комсомол он вступил, когда в партии был признанный "триумвират настоящих ленинцев" - Бухарин, Сталин, Рыков. Занимаясь в институте, он - как и все - покорно принимал новость: Бухарин и Рыков - то есть Вождь Третьего Интернационала и глава Советского правительства - тоже уклонисты. С тех пор для него был лишь один вождь: Сталин, который "Ленин сегодня".
