Увидел иглаптицу, приземлившуюся на косой ствол. Серебряное оперение сверкало на солнце и слепило глаза. Показалось, или под ним проглядывали черные прослойки? Глаза и голова дергано двигались, рыща потомство, издавала обрывистые крики, призывавшие откликнуться птенцов; не знала, что те разбились давно и уже никогда не издадут ни звука в ответ.
Цой пятился, стараясь обойти место, которое защищала иглаптица. Зоркие глаза уловили искателя, плавно углублявшегося в лесную чащу, и птица, толчком повалив ствол, бросилась следом.
Он выстрелил; перья разлетелись побитым стеклом, да и только. В ответ махнула крыльями, выпустив шквал игл - все мимо, кроме двух: одна рассекла щеку, другая вошла в плечо. Дал деру, вытаскивая иглу на ходу. За спиной, погоняемые криком, со свистом рвали воздух перья, посылаемые в след.
Жижа погрузила Каторгу в пучину безумия.
Крик мчался за ним по пятам, а в пяты едва не впивались иглы бритвенной остроты. Когда поутихли, не успел подумать, что все кончилось, как птица навалилась сверху, топтала лапами, рвала в клочья когтями; в голове билось в истерике: только бы не как в прошлый раз - тело в одну сторону, задница - в другую. Он уклонялся от клюва, стреляя в ответ; четыре сухих плевка не спасли - хрустальные перья сыпались каплями дождя, исполосовав лицо в кровь. Закричал в отчаянии, готовый переступить двухсотчетырнадцатую отметку, как иглаптицу отдернуло неведомой силой и под дикий, резко смолкнувший крик, смяло в сферу, быстро наполнившуюся бурой жидкостью; кровь чернела, а шар уменьшался, пока полностью не испарился.
Водил руками по воздуху, как заплутавший в тумане, а по телу, будто катком прошли: ныло, раны жгло. Поднялся с трудом и пошатнулся. Кровь и пот заливали глаза; те щипали от соли. Еле разобрал на коричнево-зеленом полотне Каторги темную фигуру, узившуюся в пересвете и отблесках солнца. Вяло переступая, приблизился, желая разглядеть. Получил толчок, сдавивший легкие; невидимая сила отбросила так сильно, что в один миг пролетел с десяток метров и с хрустом обнял собой завалившееся бревно, а потом упал мордой вниз.
Хотел подняться, но тело стало совсем непослушным. Отползал, волоча следом ноги; каждое движение вызывало острую боль, а каждый новый вдох грозил разорвать легкие. С ужасным хрустом перевернулся на спину, от стрельнувшей боли искры полетели из глаз. Почувствовал что-то вонзившееся под лопатку, это Оля раскололась надвое от удара и теперь кормилась его кровью. Заставил себя приподняться и облокотиться на пень. Попытался и не смог пошевелить пальцами ног. Вытащил сломленную часть клинка и потыкал ногу - не чувствовал ничего ниже пояса. Достал часть с рукоятью: Оля стала похожей на Лялю. Перед смертью мелькнула мысль: создавшие какидзаси явно знали толк в самоубийствах. Задержав дыхание, одним точным уколом пронзил сердце.
