– Вы осветитель? – раздалось вдруг у Тома́ за спиной. – Зеркальный шар должен висеть посередине, моему отцу это очень важно.
Обернувшись, Тома́ оказался лицом к лицу с девушкой примерно его возраста. Она была в черных джинсах, в белой блузке, стянутой на талии ремешком, и в кремовом жакете-болеро, придававшем ей элегантности.
– Нет, я не осветитель, – ответил он лаконично.
– Звукооператор?
– Тоже нет.
Ее взгляд стал вопросительно-удивленным. Тома́ решил не секретничать и сообщил, что занимается рекогносцировкой.
– Вы француз? – спросила она его на языке Мольера.
– Не стану отрицать очевидное. Вы чудесно владеете моим языком, – ответил Тома́.
– Мои родители французы. То есть мать была… Я выросла в Сан-Франциско, поэтому изъясняюсь на родном языке с некоторым акцентом.
– Уверяю вас, я никакого акцента не слышу, а я, между прочим, музыкант.
– Вы тоже кого-то потеряли?
– Да, отца.
– Вы выбрали какой-нибудь пакет услуг? Их столько, что немудрено растеряться.
– О каких услугах вы говорите? – спросил Тома́ по-прежнему осторожно.
– Я говорю о похоронах вашего отца.
– Он прошли давным-давно, – ответил он, решив не лгать. – Это долго объяснять. Когда ваша церемония?
– Завтра в полдень. Если честно, я очень боюсь этого момента.
– Не буду вас больше отвлекать, у вас наверняка много дел. Очень рад был познакомиться. Извините, это звучит неважно, учитывая обстоятельства.
– Не извиняйтесь, вы первый, кто после смерти мамы не мучает меня своими соболезнованиями. Я потеряла мать, а ее друзья говорят только о своем горе.
– Мне это знакомо, – сказал с улыбкой Тома́. – Помню, я часами утешал секретаршу отца, рыдавшую на моем плече.
– Все, мне пора бежать, – с сожалением сказала молодая собеседница. – Я тоже была рада вас здесь повстречать. Странно, ваше лицо кажется мне знакомым. – На прощание она протянула ему руку.
Тома́ пожал ее и, прежде чем уйти, все же решил кое-что добавить:
– Не бойтесь завтрашнего дня; в таком состоянии не очень соображаешь, что происходит. Понимание приходит потом, когда перестает звонить телефон и когда тебя накрывает чувство потери.
– Вы меня утешили, я признательна вам за откровенность.
Тома́ снова пересек парк. Отец дожидался его за воротами.
– Ты все рассмотрел? – спросил он.
– Я не вправе этим заниматься, – вырвалось у Тома́.
– Чем ты не вправе заниматься?
– Я согласился, не подумав, хотел сделать тебе приятное, но от последствий никуда не деться. Как я мог забыть о ее семье, о ее муже, которого я хотел возненавидеть? А ее дочь? Я не вправе похищать у нее останки матери.
