А чего возражать? Радость-то какая!
1978 год. Ленинградский театр музыкальной комедии отправляется на гастроли в Москву. В программе, наряду с другими названиями, четыре сочинения А. Колкера: мюзиклы “Свадьба Кречинского”, “Дело”, “Труффальдино из Бергамо” и сценическая поэма “Жар-птица”, посвященная блокадному городу.
Этого режим пережить не мог!
Несчастного Воробьева начали долбать в Ленинградском обкоме партии еще до отъезда: “Что везешь на гастроли в столицу нашей Родины?! При чем здесь Колкер?!”.
Но Воробьев сопротивлялся, защищая не столько меня, сколько себя.
Это были лучшие спектакли театра.
И тогда за две недели до начала гастролей в Москву был запущен слушок. Колкер сбежал в Израиль!
Сделано это было талантливо, по всем законам провокаторского искусства: радио, телевидение, Минкульт РСФСР, Минкульт СССР, Союз композиторов, отдел культуры ЦК КПСС. На Всесоюзном радио мгновенно были арестованы все мои записи.
Будьте вы все прокляты! Скопом и поименно!
Сейчас все это выглядит смешным и нелепым. Но тогда…
Тогда пост заместителя министра культуры занимал Александр Флярковский. Выпускник Ленинградской консерватории перебрался в Москву, где сделал блестящую карьеру. Но не композиторскую.
Он был одним из тех “надолбов”, которые с охотой променяли музыку на кресло функционера.
Так был проделан путь от секретаря партбюро Союза композиторов до замминистра.
В его приемной на стене висел неприметный листок. На нем перечислялись названия музыкальных комедий, рекомендованных к постановке в театрах страны. Из десяти названий пять принадлежали перу замминистра культуры. И пусть попробует какой-нибудь режиссер провинциальной оперетты — Зиновий Абрамович или Абрам Зиновьевич — не прислушаться к рекомендациям!
…И вот Флярковский вызывает “на ковер” руководство Ленинградского театра музкомедии:
— Кого привезли? Предателя Родины? Гастроли закрываю!
— Но, позвольте, такие расходы! — робко пытается возразить директор театра В. Копылов.
— А мне насрать на ваши расходы! Вон из Москвы!
И конечно, громоподобный мат, столь модный в правительственных кабинетах тех лет.
Со мной решили рассчитаться одним махом. Может быть, он просто повесится?
Действие равно противодействию!
Я откупил в кассах театра Станиславского и Немировича-Данченко, где должны были состояться гастроли, пятьдесят билетов на свои спектакли и понесся по Москве.
Преодолевая заслоны секретарш, я врывался в кабинеты “надолбов”, знакомых и незнакомых, высочайших и не очень.
