— Да ну, — Зак передёрнул плечами, глянув сочувственно, — сразу перехотелось.
— Моя родня всё ж попроще, — понял я его, — не такие крупные хищники, как твои. Мелкое дворянство да фригольдеры[3] в основном. На нашем семейном древе самый крупный хищник — я!
* * *
Копенгаген встретил моросящим дождём, неизменным в любое время года. Летом дожди тёплые, да солнце выглядывает почаще. Зимой холодные, вперемешку со снежной крупой из-под низких туч. И почти неизменный ледяной ветер, секущий лицо, куда бы ты не повернулся.
Ничего общего с открытками, изображающими идиллическую Данию, укутанную снегом и неуловимым духом всеобщего довольства.
— … лучший в классе, — гордо повествовал Олав, шествуя рядом, — ну… почти. Свен лучше учится, но он только на памяти выезжает. Даже учителя говорят, что память у него как у лошади — помнит всё, что было. Но у него и интеллект как у лошади! Умной, правда.
— Главное не запомнить, а понять, — соглашаюсь с ним, перехватывая саквояж поудобней, — хотя и память не лишняя. В школе-то ругаться не будут, что прогуливаешь?
— Неа! Я отпросился, — расплылся в улыбке племянник, — ты как, сперва к нам, а потом в гостиницу?
— На денёк у вас остановлюсь, не против?
— Что ты! Хоть навсегда! Даже если не вспоминать о деньгах за учёбу, с тобой интересно.
Улыбаюсь едва заметно, Олав искренен и это льстит… немного.
— … дядька мой, — как бы невзначай сообщает подросток таксисту, помогая загружать багаж, — двоюродный.
Немолодой мужчина с роскошными усами по моде начала века безразлично угукал, закидывая чемодан.
— В Амазонии жил, миллионер! — Не отставал Олав. Добившись интереса таксиста, надулся от важности жабой и успокоился наконец, усевшись со мной на заднем сидении.
Пахнущая ветчиной и сдобой, Тильда обняла меня до хруста в рёбрах.
— Спасибо, Эрик! За всё спасибо.
— Мы родня, — роняю веско, стараясь скрыть неловкость.
Петер пока на работе, кроме Олава и Тильды, дома только малышка Марта, прячущаяся за материной юбкой.
— Сейчас в гостиной накрою, — захлопотала было женщина.
— Не вздумай! — Возмущаюсь шумно, — Придут когда все, тогда и накрывать будешь.
— Положено ведь так, — видно, что ей неловко — мнётся, теребя руками запачканный мукой фартук.
— Кем положено, пусть тот и возьмёт! У меня, может, с детства самые светлые воспоминания, как мать на кухне хлопочет, а я при ней.
— Ох, — Стараясь скрыть выступившие слёзы, Тильда отвернулась и захлопотала, готовя выпечку. Время от времени она присаживалась с нами, откусывала кусок ватрушки и запивала кофе, улыбаясь важным рассказам старшего сына и проказам младшей дочери.
