Привязав коня к выпиравшему из земли толстому корню дуба, он неслышным шагом опытного воина двинулся в их сторону. Красный плащ, широкий, скрепленный на груди золотой застежкой, он обернул вокруг тела, чтобы тот не шуршал. Город был близко, он с охотниками целый день блуждал по лесу и не мог поверить, что кто-то с враждебными намерениями смог настолько приблизиться, но пока не проверишь…
Стоило на них глянуть, как он сразу понял, кто это такие.
Русоволосый Ярополк, выросший в окружении бабьих юбок, больше похожий на мать, чем на отца. Под влиянием своей жены-гречанки он был более чем терпим к христианам, но он, Владимир, не для того воздвиг столько и каких (!) статуй богов, чтобы русские начали молиться чужому богу! Он запретил им собираться и совершать обряды. Чтобы не оскорблять этим богов и не вносить раздоров между людьми. Княжество сильно лишь тогда, когда едино, у нас есть свои боги, и чужие нам не нужны!
Посчитав, что еще один бог положения не изменит, он сквозь пальцы смотрел на нарушение своего же запрета и не начинал преследований. Проблема, однако, состояла в том, что христиане хотели, чтобы их бог был единственным, а такого он позволить не мог.
Он наблюдал за собравшимися из полумрака, стоя за дубом. Та дорога, на которую он только что выехал, несомненно, была проложена ими, она резко расширялась, заканчиваясь местом, где они сейчас собрались. На возвышении с поднятой рукой стоял священник, благословляя коленопреклоненных мужчин и женщин. Некоторые лежали ничком, лбом касаясь земли. Было их здесь человек двадцать. Один, пожилой, в сумерках светлели его седые длинные волосы, стоял в стороне, на страже. Расправив плечи и подняв лицо, он прислушивался к звукам леса. Священник произносил молитву, благозвучным голосом, нараспев, они ему вторили.
И ничего больше. Никаких огромных идолов, ни жертвенника, ни жертвы.
Князь смотрел на собравшихся с любопытством, без гнева. Он знал, что христиане тайно молятся, но ему не довелось это видеть.
– Выйти к ним, застать врасплох? Спросить, так, значит, они княжеского слова слушаются? Или вернуться и послать дружину, чтоб их разогнала?
Правда, пока доберутся, кто знает, не разойдутся ли они уже сами, подумал он и решил их испугать.
Потянулся рукой за мечом. И только взялся за него, как пение сменилось молитвенной тишиной. Все замерло. Лунная ночь, сквозь ветки пробивается молочный свет. Молодая женщина с скрещенными на груди руками, словно прижимающая к себе дитя, превратилась в статую, все остальные стояли без движений, без звуков. Положив руку на рукоять меча, князь смотрел в смущении.
