— Ты, как и я, прекрасно знаешь, что он умышленно поступил так, — прорычал Эмерсон. — Pas devant les domestiques[22], Пибоди — сама вечно мне это твердишь!
— Ерунда, — любезно ответила я. — Рамзес, вероятно, уже обо всём сообщил Розе. Я хорошо знаю тебя, мой дорогой Эмерсон; твоё лицо для меня — открытая книга. Эти бессмысленные каракули на обратной стороне листа из блокнота для тебя вполне имели смысл. Уж я-то знаю. И его светлость — тоже. Ну что, доверишься нам, или придётся использовать закулисные средства, чтобы узнать правду?
Эмерсон бросил сердитый взгляд — на меня, на Уолтера, на Эвелину и на Гарджери, который стоял на страже мятного желе, задрав нос и выражая уязвлённое достоинство каждой чертой лица. Внезапно лицо самого Эмерсона просветлело, и он разразился сердечным смехом.
— Ты неисправима, моя дорогая Пибоди. Я не буду спрашивать, какие именно закулисные методы ты имела в виду… Действительно, нет никакой причины, почему я не могу сказать вам, как мало об этом знаю. А теперь, Гарджери, не положите ли вы мне побольше мятного желе?
Деликатес был немедленно подан. Эмерсон продолжал:
— Я говорил правду, когда заявил Блэктауэру, что бумажка не может иметь никакого отношения к судьбе Форта. Но у меня возникло жуткое чувство, будто я снова увидал его спустя столько лет. Как будто бы голос мертвеца глухо донёсся из могилы…
— Ну, а теперь у кого разыгралось воображение? — игриво спросила я. — Продолжай, Эмерсон, будь так любезен.
— Во-первых, — начал Эмерсон, — мы должны рассказать Эвелине о том, что произошло после того, как она ушла вместе с детьми.
Так он и поступил, довольно-таки затянув рассказ — на мой взгляд, без излишней необходимости. Но Гарджери нашёл его чрезвычайно интересным.
— Карта, сэр? — спросил он, накладывая Эмерсону очередную порцию мятного желе.
— Уберите подальше эту чёртову дрянь, — заявил Эмерсон, с отвращением изучая зелёную лужу. — Да, карта. В некотором роде.
— Дорога к алмазным рудникам царя Соломона, наверно, — улыбнулся Уолтер. — Или изумрудным копям Клеопатры. Или золотым шахтам Гуша.
— Столь же маловероятная фантазия, Уолтер. И я снова вспоминаю странную встречу — последний раз, когда я видел Уилли Форта. — Он сделал паузу, чтобы дать Гарджери возможность убрать тарелки и подать следующее блюдо, а затем продолжил:
— Это случилось осенью 1883 года — за год до того, как я повстречался с тобой, милая моя Пибоди, а Уолтера тогда со мной не было. Не имея, таким образом, возможности отвлечься, я как-то раз вечером оказался на забытой окраине Каира и решил зайти в кафе. А там уже сидел Форт; он увидел меня, вскочил и окликнул. Здоровый, как бык. Голова покрыта чёрной проволокой, именуемой волосами. Выглядел так, как будто не видел ножниц и расчёски несколько недель. Ну, мы пропустили один-два стаканчика, а затем он потребовал, чтобы я поднял бокал за его невесту, потому что он только что женился. Я стал его поддразнивать этой неожиданностью: он был убеждённым старым холостяком за сорок с чем-то и всегда настаивал на том, что ни одна женщина никогда не сможет его связать. А Уилли в ответ только смущённо улыбался и бессвязно бормотал о её красоте, невинности, обаянии. Ни дать ни взять — школьник, совершенно потерявший голову от любви.
